«…когда за окном прокатился звук, похожий на раскат грома, только во много крат сильнее, Элайна едва не опрокинула похлебку. Мы высыпали на улицу и увидели, как небо развезлось, и неживой, ядовито-зелёный свет…»

«Дыхание Создателя! Что это за твари хлынули с горы? »

«Рик говорит, что это кара Создателя за наши прегрешения и остаётся только молиться… но мы с Элайной решили выдвинулись к Убежищу – утром на склоне я видел солдат – их точно с чертовщиной не спутаешь. Создатель помогает тому, кто хочет помочь себе сам».

Выдвинулись, да не дошли. Кассандра со вздохом закрывает тонкую записную книжку с оборванными, забрызганными кровью листками, и поднимает взгляд на разведчика. «Когда старший велит доложить обстановку, вы должны докладывать», – едва не срывается с губ. Разведчик же, совсем молодой парень из местных, подобравший эти записки в дозоре, ждёт её приказов с застывшим, окаменевшим лицом, словно за эти сутки он разучился что-то чувствовать.
–  Свободен, –  коротко отвечает Кассандра.

Первый удар она пропустила –  он пришёлся в цель, в самое сердце. А когда прошли те минуты, в течение которых, не веря своим глазам, она сама смотрела в раненое небо и видела тех, кто остался в Храме, Правая Рука Верховной Жрицы запретила себе что-то чувствовать. Слишком непозволительная роскошь для того, в чьих руках столько жизней.

Разведчик привёл с собой семью: охотника с перевала и его троих детей – они сумели спуститься к аванпосту незаметно, по узкой горной тропе.  Мужчина был готов показать солдатам дорогу, оставив своих сыновей и дочь в безопасности в Убежище. Разведчик доложил, что прямая дорога к храму кишит демонами: не выйдет продвинуться вперёд даже под покровом ночи – эти твари слишком хорошо видят в темноте. Кассандра и сама это знала: в её распоряжении был слишком маленький отряд. И когда несколько человек отправятся сопроводить людей в Убежище, солдат станет ещё меньше. Это значило, что пока придётся отступить. Кассандра хмурится – Каллен и его люди не смогут держать позиции вечно. От этой мысли становится совсем скверно, и всё же сейчас неподходящее время для смелых опрометчивых решений, в которых нередко упрекали Правую Руку Джустинии.

Она отдаёт приказ. Небольшой отряд возвращается вместе с уцелевшими в Убежище, когда на Морозные горы опускаются плотные сизые сумерки. В небе полыхает тот странный, зловещий огонь. Людей почти нет на улице – уставшие, испуганные, они прячутся в деревенской церкви, надеясь, что в ворота дома Создателя и Невесты его не постучит беда.
Кассандре и самой хотелось бы в это верить, но пока факты говорили об обратном: огромные человеческие потери, кишащие демонами и привидениями горные тропы, зловещая дыра в небесах. Люди, укрывшиеся в церкви, затихли, когда она вошла. После того, как они с Лелианой пресекли панику и создали видимость того, что держат ситуацию под контролем, многие смотрели на них как на последнюю надежду. Словно они знали, что делают. А они знали не более прочих и действовали по наитию, даже не рассчитывая на какой-то результат... Выбора не было: как только сдашься и опустишь руки – оно победит. Чем бы оно ни было.

В небольшой комнате за алтарём, где обычно сёстры Церкви держали разную утварь для ритуалов, они с Лелианой развернули свой полевой штаб: карта местности на столе,  Убежище отмечено старинным андрастианским подсвечником, на месте Храма Святого Праха – разбойничий кинжал с изогнутой рукоятью.
Кассандра отмечает про себя, что в одном из подсвечников свечи скоро догорят и только сейчас понимает, что не  спала почти сутки,  – грех жаловаться, конечно, другим повезло не больше. Усталость ложится на плечи тяжелым грузом. Как быть? Как это выдержать? Превратиться в волю и разум, воплощённые в живом человеке и забыть обо всём постороннем?

– Патруль подобрал ещё четверых выживших – среди них охотник с перевала,  – докладывает она Лелиане, в её отсутствие полностью взявшей на себя обязанности командира. – Он говорит, что готов незаметно провести наших людей горной тропой.   
Кассандра кладет на стол находку разведчика и ведёт рукой по карте – исходя из названных ориентиров, эта тропа на ней не отмечена.
– Но большой отряд там не пройдёт, а насколько всё скверно у Каллена – мы не знаем.
Было ясно лишь одно: чем дольше силы Церкви пребывают в таком разрозненном состоянии, тем меньше шансов выбраться отсюда живыми.
[AVA]http://sg.uploads.ru/Gvacg.jpg[/AVA]

[NIC]Solas[/NIC]волчий голос высок, волчье слово острей клинка
он мечтает о прошлом, сгнившем в его руках
он молчит обо всем, чем искренне дорожил,
обо всем драгоценном, что давно пережил
Много лет, когда ему казалось, что смерть дышит в спину и скоро заберёт в свои объятия, оставив на поругание озлобленным элвен только пустое тело, была Война. Вряд ли эта Война получила хоть какие-то названия в хрониках шемлен. Такие Войны стирают всех свидетелей с лица земли, насыщают кровью почву и разносят её запах на многие мили вокруг, пугая металлическим привкусом на языке всех разумных и неразумных существ, желающих инстинктивно скрыться и не стать участниками той бойни, которую зовут Войной.
Он умирал под гневные крики элвен, вздрагивая от каждого проклятия, что достигало волчьего слуха и ещё глубже впечатывало его в землю. Они ненавидели его, убивали из-за него и рушили храмы богов, казня жрецов, потому что его слово было истолковано неверно, а у самого Волка просто не было сил, чтобы вернуться и всё объяснить снова. Как малым детям повторять, пока они не поймут истину, не примут верную сторону и не раскаятся за то, что храм единственной, кому было не плевать на элвен, стал руинами.
Его колыбельной стали стоны умирающих, скорбные рыдания их родных и возлюбленных. С каждым новым голосом в этой sulahn'abelas его сердце разрывалось на части из-за постепенно охватывающей ненависти к самому себе, к своей слабости и тому, как быстро сдался и не смог помочь тем, кто пошёл за ним, отказавшись от прошлой жизни. Рабской жизни. Волчий вой раздавался по всему Элвенану в тон похоронным песням, но волков гнали стрелами и мечами, убивая невинных животных за то, что эванурис назвали его Волком. Перестали бы они уподобляться дикарям, если бы нашли тогда его и казнили за все преступления, что он совершил против элвен и их богов?.. Успокоило бы это их или жажда чужой крови и насилие успели стать для его Народа привычкой, которую не получилось бы искоренить ни у кого? Он верил им и верил в них, стараясь видеть только лучшее, ослеплённый любовью к бывшим рабам, получившим свободу и так нелепо ей распорядившимся. Но слепцам свойственно ошибаться чаще остальных.
Когда он засыпал вокруг была Война, название которой стёрлось из памяти смертных, как стёрлись и её истинные причины и виновники. Потому что память тех, чей век недолог, не может хранить подобное и обязательно упустит мелкие, но важные детали. Например, имя мятежника, снимавшего валласлин с лиц рабов. Например, имя убийцы, по локоть измаравшегося в крови Матери Всего. Например, то, что Волк не всегда нёс за собой ужас и страх. Что когда-то его шкура была белой, а в грязи и саже его изваляла память шемлен, наградив ещё и страшными красными глазами, глядящими из темноты и сулящими смерть. И сколько бы он ни пытался очиститься от этой лжи, чёрный цвет всё равно лип к нему и не отставал, с каждым годом всё больше и больше превращая его в воплощение всего зла, что могло угрожать эльфам.

волчьи лапы быстры, серебристы его глаза
нить протерлась давно — не стоило обрезать

Много лет спустя, когда он вновь открыл глаза, вокруг всё так же была война. Не похожая на ту, свидетелем которой он стал, но чем-то всё равно задевшая его сердце. Призраки Народа, люди, гномы — все они участвовали в разрушении мира вокруг и уничтожении того, суть чего не могли понять. Он наблюдал за ними ещё сквозь сон, гуляя по чужим воспоминаниям и переживаниям, пытаясь понять, почему это стало происходить и в какой момент те, на кого он возлагал такие надежды, предпочли разрушать. Ответом ему стала скорбная песня, мотив которой не менялся со времён Элвенана, и ему пришлось прижаться к земле, накрывая лапами уши, чтобы не слышать, и закрывая глаза, чтобы не слышать. Но Тень, которую он так любил, мстила ему за своё заточение, и все картины проникали в его сознание, не давая покоя и отзываясь кошмарами в сердце.
Год лапы Волка касались земли, а нос жадно вдыхал воздух нового мира, пытаясь найти хотя бы отголоски чего-то знакомого. Но всё было напрасно: те, кто мог бы быть его Народом, гнали от костров и не желали слушать его слова, называя чужаком и святотатцем. Они взяли от его Народа худшие черты и возвели их на пару ступеней выше, не давая себе никакого шанса исправить хоть что-то, услышать иную точку зрения и понять, что правда была иной и горчила хуже отвара из эльфийского корня. Он не смог смириться с этим, отказывая новому миру даже в шансе на спасение. Когда-то он решил, что Элвенан должен быть уничтожен и перестроен заново. Теперь же такая судьба должна была коснуться всего Тедаса.
Ему потребовалось время, но у бессмертного этой ценности достаточно для выполнения даже самых сумасшедших планов. Он был идеален: одна жизнь ради воскрешения целого мира из забытья. Мира правильного и без налёта той испорченности, что коснулась всего вокруг уже второй раз. До этого его Народ убивал рабов и считал это верным. Сейчас храмовник уничтожал мага, только потому что не мог понять природу его способностей. Убивал то немногое, что осталось от Арлатана и былой связи каждого с Тенью. Каждая такая смерть добавляла красок в его кошмары, заливая сны кровью и не давая покоя. Взрыв унёс остатки спокойствия, а шрам на небе, открытая рана в совершенно неправильном месте заставляли зверя метаться в испуге и оставлять на снегу множество следов. Его магия разливалась вокруг, он чуял её и рычал от бессилия, потому что не был достаточно близко, чтобы вернуть себе собственные способности, вновь наполнить вены магией и вдохнуть полной грудью, а не довольствоваться теми остатками, что были у него после долгого сна.

только рана на небе ширится каждый день
он приходит искать защиты к жилью людей
— Эй, остроухий, на что ты там пялишься? — он был удивительно спокоен, когда вокруг бегали шемлены в страхе за собственные жизни и пытались справиться с демонами, что лезли в реальный мир и в своём безумии предпочитали убивать всё живое, что было рядом. Elgar, которые не хотели терять связь с Тенью и ошарашенные скупостью того мира, в котором оказались. Они вели себя так, как вёл бы любой на их месте, но шемлены не хотели и не могли этого понять. Они только рубили мечами, выпускали из луков стрелы и жгли тех, кто посмел на них напасть. Впервые маг мог встать плечом к плечу с храмовником и не бояться, что его казнят. Удивительно как быстро они меняли своё мнение, когда вопрос касался выживания.
— Кто возглавляет вас? Передайте им, что я могу помочь с разрывом в небе, — он опёрся на посох, подняв усталый взгляд на шемленов-разведчиков, потрёпанных демонами и теми, кто поддался панике больше обычного и не разбирал уже, где свои, а где чужие.
— А ты часом не брешешь? Тут демоны из всех щелей лезут, не до тебя сейчас с твоей помощью. Шёл бы, пока на голову за такие слова не укоротили, — озлобленно заявил кто-то из разведчиков, положив одну ладонь на меч на поясе, а большим пальцем другой провёл по шее в характерном жесте, понятном каждому. Но его злобу остановила женщина, взглянувшая из-под капюшона так строго, что любой бы замолчал, если бы стал причиной её гнева.
— Я отведу тебя маг, если ты действительно можешь разобраться с этим, то твоя помощь не помешает. Вы, двое, присмотрите за эльфом и не спускайте с него глаз, иначе отправитесь по прямой в сторону храма, — ему оставалось только кивнуть и молча следовать за шемлен, послушавшей его слова. Удивительно, что они вообще решили прислушаться к магу, а не убили его за острые уши и посох в руках. Для этого мира такой поступок не стал бы чем-то необычным. Короткая дорога и не менее короткая беседа с теми, кто пытался взять ситуацию под контроль. Он даже не стал дожидаться, когда его пригласят внутрь, но вошёл сразу же, едва волчьего слуха коснулась короткая фраза «впустите его».
— Меня зовут Солас, — имя, которым он так давно не пользовался, потому что элвен ему предпочли прозвище, данное эванурис. — Разведчица верно сказала: я могу помочь вам разобраться с демонами и с тем, что вытягивает их в этот мир сквозь Завесу. Но мне необходимо попасть к месту взрыва и без помощи с вашей стороны у меня не получится это сделать.

[NIC]Solas[/NIC]Сколько бы ни был зол Волк и как ни было бы велико его отчаяние, судьба не предоставляла ему выбора сейчас, дразня разливающейся вокруг его магией и заставляя в бессилии смотреть на то, как он упускает с каждой секундой шанс вернуть прошлое и Народ к жизни. Появляющиеся из-за Завесы elgar были ужасны в своём безумии и жажде вернуться домой, к более привычным понятиям и мерам, являющимся там точными и самыми правильными. Он понимал их сейчас как никто другой: забыть о том, что вокруг не его мир не представлялось возможным. Духи меняли свой облик, обращаясь в демонов с их жаждой разрушения. Ему было больно дышать даже спустя год и каждый вдох спазмом отдавался в лёгких. Стал ли он сам безумен, если сейчас предлагает спасти мир, чтобы потом вновь его разрушить, едва Сфера окажется в надёжных руках, умеющих обращаться с ней и силой, что она хранит?
Звон Тени и стоны тех, кто хотел вернуться обратно, оглушали его и заставили бы опуститься на колени, вновь в безнадёжной попытке зажать уши ладонями, чтобы ненадолго прекратить эту песнь и начать мыслить разумно. Быть рациональным, а не подгоняемым существами без плоти и потерявшими разум. Но он слышал эту мелодию, напеваемую и усиливаемую Тенью столетиями и всё, что могло сломаться в нём под давлением той скорби, что переполняла каждую ноту, каждый полутон, уже давно сломалось и восстановилось вновь, превращаясь в твёрдое желание вернуть Элвенан и его жителей. Дать им шанс на новую жизнь, сколько бы ошибок они не совершили до этого. Ему ли говорить об ошибках и судить за них.
— Чтобы понимать, что именно происходит с Завесой, не требуется обучение в Круге под взглядами служителей Церкви. То, что происходит на улице сейчас, говорит само за себя: взрыв неким образом повлиял на Завесу и истончил её, позволив духам прорваться в реальный мир и изменить форму, — учение шемленов говорило о том, что Тень отделил Создатель. Как сильно они ошибались, вновь извратив истинную природу вещей и так и не осознав, зачем на самом деле пришлось возводить эту стену, теперь слабеющую с каждой минутой. Нет, ещё было слишком рано, а он слишком слаб и не готов дать достойный отпор безумцам, что находились за этой стеной.
— Представьте себе реку, на которой возвели плотину, не давая воде течь дальше этого порога столь же свободно. Вода стоит перед оградой и давит на неё со всей силой, на которую способна. Но стоит только дать плотине трещину, как вода пойдёт сквозь неё, устремляясь дальше по руслу. Так же и с Тенью. Материя, которой управляют все маги, так же беспокойна, как и вода. Она легко подчиняется любому, кто хочет сотворить заклинание, потому что сама стремится выйти в реальный мир. Духи оказываются среди людей не потому что каждый из них хочет этого сейчас, но потому что эта сила утягивает их за собой, не давая никакого выбора. Через мелкие разрывы они продолжат проникать сквозь Завесу, расширяя их и в конечном итоге этих разрывов станет слишком много. В теории, Завеса падёт, погребя под собой и весь мир, — о, его творение способно на это, если не действовать аккуратно и медленно, контролируя каждый шаг. Если грубо рвать полотно, не давая миру и магии привыкнуть друг к другу. Потому что за то время, что он спал, вокруг произошли изменения, обратить которые будет непросто. И даже пары веков не хватит для этого, что уж говорить о паре часов или пяти минутах. Если всё это не остановить, то мир разорвёт на множество частей, которые будет невозможно собрать, потому что демоны вокруг будут в ярости своей разрушать все усердные труды.
— Но это теория, которую я уже готов предложить вам сейчас. Пока маги круга будут биться над этой проблемой и бездействовать, — они не смогли понять природу Завесы за столько лет, не смогут понять и что разорвало её, перевернув мир и добавив к противостоянию магов и храмовников ещё и третью сторону, — я готов рискнуть и попробовать найти в воронке, оставшейся после взрыва, артефакт, ставший причиной всех бедствий. Ни одному магу не по силам устроить такую катастрофу собственными силами и остаться в живых. Взамен на помощь в поисках артефакта, я готов предложить свою помощь в борьбе с демонами. В это непростое время даже помощь мага не будет лишней.

Отредактировано Fen'Harel (2017-02-24 23:38:44)

– Бесспорно, но… – ответила Лелиане Кассандра и осеклась, перехватив взгляд эльфа. Нет. Не стоит спорить и вдаваться в дефиниции при постороннем. Каково бы ни было формальное положение вещей, отступник он или нет – имело значение, поскольку могло помочь понять мотивы, которые им движут. Солас не был ничем обязан Церкви. Вместо того чтобы явиться к людям, представляющим её интересы и воплощающим в жизнь её порядки, от которых он мог пострадать не только в прошлом, но и сейчас – ведь Кругов нет, но страхи в людских сердцах всё ещё живы, – он мог бы озаботиться собственной безопасностью. Оснований доверять им с Лелианой у него не больше, чем у них самих – доверять ему. Но он отчего-то счёл, что иная цель – превыше. Весь вопрос в том, какова эта цель?

И Солас дал достаточно вразумительный ответ, импонирующий своей внутренней логикой. Замечание, сделанное Лелианой, лишь добавило ему убедительности. В таком случае понять его готовность рискнуть своей головой было несложно: значит, предотвратить надвигающуюся катастрофу для него было важнее собственной безопасности. Это делало ему честь –независимо от того, откуда он был родом и где он обучился магии. Делай, что должно – и будь что будет. Не это ли побудило Кассандру оставить орден и всецело занять сторону Джустинии?

Когда снаружи полыхнуло болезненно-зелёное пламя и посыпались стёкла, выбитые из рамы взрывной волной, небольшой осколок задел Кассандру, закрывшую лицо слишком поздно, и оставил на скуле небольшой порез.
– Значит, если этот артефакт окажется в твоих руках, ты сможешь залатать Завесу?  – спрашивает она, вытирая тонкую дорожку, оставленную каплей крови. Во взгляде Искательницы – готовность поверить на слово, если она увидит во взгляде мага готовность взять ответственность за свои слова. Слишком мало времени для недоверия. Слишком дорого стоит каждый час, потраченный на разговоры.

– Если это так, мы выступим на рассвете – людям требуются хотя бы несколько часов отдыха, – говорит Кассандра, понимая, что, несмотря на усталость, они с Лелианой едва ли проспят больше пары часов. Наверняка Солас сам устал и проголодался с дороги, и не откажется от простого, но сытного ужина – благо, запасов продовольствия в Убежище пока хватало и люди не голодали. – Можно отправиться той тропой, о которой говорил охотник, хотя я бы предпочла помочь нашим солдатам, удерживающим дорогу – с умелым магом наши шансы прорваться гораздо выше.
[AVA]http://sg.uploads.ru/Gvacg.jpg[/AVA]

Dareth shiral.
Лелиана беззвучно повторила эти слова следом за Соласом, одними губами.
Долийское прощание одновременно ласкает слух и режет его странным противоречием.
Ткнув пальцем в небо, она могла бы сделать предположение, что Солас этот - вроде пришедшей после взрыва Миневы, точно так же предложившей помощь в борьбе против демонов, долийского мага, изгнанного из клана в возрасте слишком юном, чтобы на лицо успело лечь письмо на крови.

- Я опасаюсь делать выводы, Кассандра, - негромко ответила женщина, проводив его взглядом, - Полагаться на шанс, это все, что мы сейчас можем. Если ты спросишь, верю ли я ему, то я отвечу отрицательно. Только потому, что я предпочитаю не верить слепо кому бы то ни было.
Потому что обманутая вера - это больно. Они обе сейчас это знали как никто другой.

Слишком много неясного, и слишком мало из этого важно именно сейчас. У них были сутки на то, чтобы собраться с силами. После обхода Убежища Лелиана уснула прямо за столом в штабе, склонив голову на бок. Позволила себе немного отдохнуть.

Крики вырвали ее из неспокойной дремы грубо, как пощечина, но Соловей поднялась сразу, с силой скидывая с тела ломотье и медлительность.

- Что случилось? - строго спросила Соловей чуть осипшим голосом. Холод и усталость медленно давали о себе знать, хотя ей, бывалой путешественнице, исходившей вдоль и поперек и эти самые горы в том числе, не привыкать ни к тому ни к другому. Нужно будет забежать к Адану утром, хлебнуть того снадобья, которое мгновенно прочищает и горло, и нос, и голову, так, что, кажется, дым из ушей начинает валить. Так еще около суток она должна остаться на ходу.

Ответа не потребовалось. Ступив из-за спины Кассандры и придержав край капюшона, чтобы не сорвало порывом ветра, Лелиана на мгновение окаменела, остановив взгляд на руке вносимой отрядом молодой эльфийки.
- Элейн, найди эльфа, который приходил к нам вечером, - распорядилась она не дрогнувшим металлическим голосом. Девушка в робе андрастианской жрицы, кратко кивнув, выбежала на мороз, на бегу накидывая на плечи шерстяную шаль. Скорее всего, его и искать не потребуется, слишком много шума было, когда вносили "долийскую ведьму", проклятия в адрес которой сейчас вовсю сотрясали стены церкви. Толпа и не думала расходиться, люди оставались снаружи, ожидая суда над виновной, лишь бедняга Петер и несколько его помощников пытались перекричать хор злых, озлобленных голосов и свист ветра.

Лелиана шагнула ближе, без опаски поднимая за подбородок лицо эльфийки. Она узнала ее, потому что других долийцев среди собравшихся на конклаве личностей всех мастей можно было сосчитать по пальцам. Едва ли не единственные долийские эльфы на конклаве - только один клан оказался достаточно открыт происходящим событиям и контакту с людьми, чтобы послать своих эльфов в такую даль. Их было двое, эта самая девушка,  висящая сейчас кулем на руках в разведчиков, и парень повыше. Бесстрастно глядя в разрисованное тонким ветвящимся узором лицо, Лелиана поймала себя на странной, чужеродной мысли: она не чувствует ничего. Совсем.

- Доставить ее вниз и заковать, пока мы не решим, что делать.
Создатель оставил их в ту секунду, когда не стало Джустинии. Не стало света. Теперь они всего лишь борятся со штормом, и до странности... все равно, какую роль в этом сыграла эта девушка. В Лелиане не было ни горечи, ни гнева. Возможно, до поры она попросту запретит себе что-либо чувствовать, чтобы сохранять голову холодной.

Двое отделились от отряда и поволокли эльфику вниз, в темницу под церковью, когда-то служившую тюрьмой обитавшему здесь культу. Разведчики переглянулись. Вперед вышел мужчина, бывший в отряде старшим, прокашлялся и не совсем уверенно начал объясняться.
- Та тропа, которую указал охотник утром почти расчищена. Мы прошли по ней в два отряда и закрепились на подходах к храму. Половина людей осталась там, а мы прошли дальше, к храму, миледи, и там...

- Ближе к делу, - бесцветным тоном поторопила Лелиана, машинально переглянувшись с Кассандрой, но в ее взгляде тоже не нашла понимания.

- Большой разрыв, прямо под воронкой. О там, но как будто зарос какими-то кристаллами, - мигом откликнулся второй солдат, ступая вперед. Бледный, насквозь замерший, совсем еще мальчишка. На щеке у него белый след от обморожения. О, Андрасте, они провели в горах больше двенадцати часов! - Там нет даже демонов. Ничего живого, только котлован от взрыва и трупы. Мы осматривали периметр, надеясь найти хоть что-то и доложить в штаб, а потом... разрыв раскрылся, и оттуда вышла она, прошла пару шагов и упала.

Гробовое молчание. Мальчик открыл было рот, сделал пару порывистых вдохов, и выпалил как на духу.
- Она не сама вышла, монна. Женщина в сияющих белых одеждах и в короне из солнца вывела ее.

[NIC]Leliana[/NIC]
[AVA]http://s3.uploads.ru/gho7W.png[/AVA]

Слова очевидца звучали, как сказка, как легенда о чуде господнем, как горячечный бред. Кассандра пристально посмотрела на молодого дозорного. Он мог быть болен, женщина в белых одеждах и короне из солнца могла привидеться ему из-за жара. Но лица его товарищей не тронула даже тень удивления – они были там сами всё видели. И глаза их были полны веры в то, что открылось перед их взором.
– Ясно, – сдержано ответила Кассандра, несмотря на то, что в действительности ей было не ясно ничего, и обратилась к старшему. – Ваш человек пострадал – ему нужно к лекарю, пока не началась гангрена. Вы тоже пока свободны.
«Пока» – потому что позже к этому разговору ещё предстоит вернуться.
Женщина в белых одеждах и сияющей короне… Надо же!
– Его слова звучали так, будто бы он увидел там саму Андрасте, – заложив руки за спину, произнесла Кассандра негромко и задумчиво, не глядя в глаза стоявшей рядом Лелиане, но явно обращаясь к ней. – Или уверовал в это.

Она внимательно смотрит на Соласа, без промедления явившегося на зов, пытается прочесть то, что скрыто за уверенностью в его глазах и твёрдостью, с которой он говорит. Кассандра нехотя признаётся сама себе, что, кажется, понимает его, движимого знаниями, которые не дают ему остаться в стороне, и ощущением, что кроме него никто не в силах разобраться в происходящем и помочь. Слышит это в его интонациях. И знает, что на его месте говорила бы так же прямо.
– Хорошо, идём, – мрачно кивает Кассандра. Нет смысла отрицать, что та отметка, оставленная небесным пламенем на ладони долийки, возможно, и есть ключ ко всему.  – Надеюсь, ты сумеешь найти ответы – мы с сестрой Соловей жаждем их услышать.
Двое суток… Дыхание Создателя, уже  двое суток они с Лелианой блуждают в темноте!

В темницу ведёт крутая каменная лестница с высокими ступенями. Душно от факелов. Холод студит руки и лицо, но не бодрит, потому что холод и духота – самое странное и неприятное сочетание ощущений из возможных. Сырость пробирается под одежду и пробирает до костей, но где сейчас будет лучше в мире, бьющемся в апокалиптических судорогах?
Сонный охранник резко поднимает голову и вскакивает со стула, на котором он задремал, отдаёт честь вошедшим. Ключ с трудом проворачивается в старом замке, дверь в камеру отпирается с неприятным, протяжным скрипом. Кассандра пропускает Соласа вперёд и через его плечо глядит на жалкое создание, сидящее на полу. Руки закованы, одна из ладоней мерцает слабым зеленоватым светом.
Если это сделала она… Если Солас поймёт, что это её рук дело!.. И если не станет покрывать...
Кассандра с трудом подавила гнев, готовый вспыхнуть и разгореться в её сердце, тяжело вздохнула, обернулась и посмотрела на Лелиану – первый и последний раз за эти двое суток прося поддержки. Они ведь обе осиротели.

Просто их боль не шла ни в какое сравнение с болью  умирающего мира.
[AVA]http://sg.uploads.ru/Gvacg.jpg[/AVA]

Что он натворил?
Не раз задавал себе этот вопрос в прошлом, не раз ещё будет он звучать набатом в мыслях, заставляя терять спокойное настроение в угоду волнению, охватывающему до кончиков пальцев и тонко шепчущему на ухо, что ему, Предателю, не место рядом с теми, кто доверяет ему так же сильно, как много лет назад ему доверили свои жизни сотни элвен. Будь рядом тот, кто знал всю правду, то для такого разговора он бы нашёл верные слова с лёгкостью, говорил бы о том, что был слишком слаб и не мог открыть Сферу сам; о том, что мир этот в своей искажённости не может существовать и паразитировать на памяти об Элвенане, уродуя его наследие и без того почти не сохранившееся. Но таких рядом не было и ему придётся создать новую правду, которую они будут согласны слушать и которой точно поверят без тени сомнения на лице. Новую правду о том, что он не понимает и половины из того, что происходит вокруг. И даже зная о Тени больше, чем остальные он не может ответить на все волнующие их вопросы, делясь исключительно своими догадками и больше ничем.
Вопрос, заданный в начале, снова ложится тяжёлым грузом на плечи, когда взгляд светлых его глаз выхватывает в темноте тонкий силуэт, подсвеченный зелёными искрами. Ему даже не нужно было подходить ближе, чтобы понять, что это действительно была та, чья фигура теперь окутана запахом старой магии, непонятной для живущих ныне. Та, которую он пытался найти в Тени, чтобы отобрать то, что принадлежало только ему одному. И к которой не успел прийти первым. Тепепь же он может сделать только несколько шагов в сторону долийки, чтобы встать на колени перед ней и всё равно сверху вниз рассмотреть ладонь и лицо, покрытое вязью валласлина.
— Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть этого предположения, сестра Соловей, — задумчиво произнёс Солас, опуская свою ладонь поверх чужой крошечной и пальцами касаясь кожи около горящего зелёным шрама. — Даже если она побывала в Тени, что по многим причинам невозможно, метка на её руке сама по себе волнует Тень так, что игнорировать это сложно. Мне потребуется время, чтобы стабилизировать эту метку и сохранить жизнь этой долийки. Какие бы разрушения она не принесла своим поступком, вопросов всё ещё слишком много и не на все я могу дать ответы. Что-то вам придётся спрашивать с неё.
А не с истинного виновника произошедшего. Ir abelas. Но иногда в легендах говорят правду и лучше не трогать то, что принадлежит Волку.

Беглого взгляда ему хватило, чтобы понять, кто действительно виноват в трагедии, сейчас большой печалью затронувшей сердца Кассандры, сестры Соловей и ещё тысяч других людей, эльфов, гномов и, возможно, косситов, что находились для Волка по другую сторону баррикады. Их потери нельзя было сравнить с его потерей, а их небольшую трагедию с гибелью целого народа. Люди были плодовиты и потерю в несколько сотен они восстановят за пару лет, эльфы же умирали чаще, чем хотелось бы, а то и вовсе не рождались, собственными руками постепенно убивая те тени, что остались от Народа. Наверное, ему стоило бы проявлять больше участия, но холодный разум требовался ему сейчас больше всего на свете, как и шанс найти способ вырвать собственную силу из тела щуплой «долийской ведьмы».
— Покой и время. Я думаю суток мне хватит. Надеюсь, что вам тоже, — эльф нахмурился, опираясь на посох и поднимаясь с колен, чтобы посмотреть на Кассандру сверху вниз всё с таким же серьёзным и до невозможности отстранённым видом. Действительно, им обеим нельзя тут оставаться. Хотя бы потому что люди наверху будут требовать от них ответы и обе женщины должны придумать что-то уже сейчас, отвлекая и успокаивая толпу, чтобы та не разнесла развалины окончательно.
— Не думаю, что долийке хватило бы сил устроить взрыв таких масштабов, Кассандра, — отозвался он, оборачиваясь на секунду через плечо к всё ещё лежавшей без сознания девушке. — Их магия самобытна и тесно связана с природой, но ни в одном из знакомых мне долийских кланов я не встречал заклинаний, которые бы могли разрушать огромные здания. И если это не знает несколько кланов, то не знает никто из них. Долийцы всегда делятся друг с другом всем новым, что только могут найти.
А они не смогли найти ни его Сферы, ни прочих артефактов, погребённых теперь глубоко в земле и разбросанных, наверное, по всему материку так, что собрать все девять будет очень и очень сложно. Эту возможность стоило бы обдумать, особенно теперь, когда его Сфера в руках потенциального врага, а её сила в руках тени, которая со дня на день умрёт, если он не поможет. Этот день долийцам стоило бы запомнить: Ужасный Волк помогает одной из них, действительно помогает и оставляет её в живых, хотя та сделала совершенно непростительную для него вещь.
— Так что остаётся один вариант: она воспользовалась артефактом, давшим столь необычный эффект. Полагаю, чудо, что она выжила, а не погибла во взрыве.

Кассандра нахмурила брови. По словам Соласа получалось, что этот артефакт задействовала долийская девчонка. Намеренно или нет – он не уточнил, однако же, это не имело значения. Важнее то, как он сообщил об этом – с уверенностью понимающего специалиста: так оружейник без ошибки скажет, каким клинком была нанесена рана, а художник узнает минералы красок, которыми написана фреска на стене собора.
Однако, когда Кассандра спросила о метке прямо, она не услышала ясный и вразумительный ответ. Само по себе это ещё ни о чём не говорило, но создавало отчётливое впечатление того, что Соласу известно об этой магии и этом артефакте гораздо больше, чем он произнёс вслух.

Возможно ли, что он нарочно подводит их с Лелианой к мысли о виновности этой девушки? Огромный опыт дознавательской работы подсказывал Искательнице, что преступники, желающие избавиться от своих сообщников, нередко поступают именно так.
Хорошо было бы допросить их по отдельности. Хорошо, да увы, невозможно…

Тем не менее, Солас получит эти сутки – ни больше, ни меньше. А люди Лелианы проследят за ним, пока Кассандра и Соловей будут сдерживать страх и ненависть, охватившие Убежище.
– Действуй, – наконец, ответила магу Кассандра, решив пока оставить свои подозрения при себе, но сочла нужным предупредить. – Её показания – цена ваших жизней.

Пускай это всего лишь слова, но, возможно, они хоть немного прольют свет на произошедшее. А если нет, то защитить их от разъярённой толпы будет очень сложно. Вне зависимости от степени их вины.
Отрезвляла лишь одна мысль: позволив людям расправиться с первым, кто попал под подозрение, они с Лелианой никогда не доберутся до истины и не узнают имя твари, убившей Джустинию и остальных. Но если вина эльфов будет доказана…

Она проследовала за Лелианой, ни разу не обернувшись. Когда тяжелая дверь закрылась за спиной, Кассандра поделилась с сестрой Соловей своими подозрениями.

Там, наверху, воздух звенел от мороза и чужой ненависти.
Сутки. Каким бы тяжелым ни было ожидание, нужно просто пережить эти сутки, уложив на лопатки ещё не утихшую боль и запретив себе её ощущать.
[AVA]http://sg.uploads.ru/Gvacg.jpg[/AVA]