– Госпожа Лавеллан, я буду сопровождать вас в вашей поездке. Если возникнут какие-либо вопросы, прошу , обращайтесь.

Дэлеар отвесил Эллане вежливый поклон, подобающий случаю. Этикет в Тевинтере это не правила поведения в обществе, скорее настоящий закон. Негласный, конечно, но нарушения были чреваты неприятными последствиями, особенно для эльфов. Поэтому чародей твердо усвоил правила игры, настолько хорошо, что действовал скорее машинально, сохраняя видимую бесстрастность.
На деле же эта встреча его сильно впечатлила. Дориан много рассказывал о своем путешествии на юг и о тех, с кем он познакомился. В составе Инквизиции было много неординарных личностей, но Вестница Андрасте, без сомнения, была самой выдающейся.
Странная метка, волею судеб, могла достаться кому угодно, однако именно уроженке Долов выпала эта участь. И Дэлеар видел определенный знак в том, что представительнице угнетаемого веками народа удалось отвести беду, грозившую всему Тедасу. Она превратилась в живую легенду и, словно герои древности, окружена сонмом мифов и полуправд. Конечно, того краткого времени, проведенного в пути до Библиотеки, было слишком мало, чтобы заглянуть за завесу этих тайн, но кое-что эльф успел понять. Например то, что Вестница крайне осторожна в высказываниях. Хотя, это как раз было неудивительно, положение обязывало. Наверняка Эллана могла дать фору самым искушенным политикам, главный талант которым, собственно, и заключается в умении правильно подобрать слова.
Дэлеар поддерживал светскую беседу, отвечая на короткие замечания, сам задал пару ничего не значащих вопросов, но большую часть времени в экипаже висела тишина. Когда-то в таких ситуациях он чувствовал себя неловко, но довольно быстро научился не обращать внимания на такие паузы. И все же, когда их недолгое путешествие завершилось, эльф почувствовал некоторое облегчение.

– Подобный ажиотаж здесь был бы удивителен, – заметил Дэлеар в ответ на слова Лавеллан. – Впрочем, это не значит, что ваш визит прошел незамеченным.

Он кивнул вознице и, попросив его подождать их возвращения, вместе со спутницей направился вверх по лестнице, ведущей к высоким дверям Библиотеки. Привратники, застывшие у входа, казалось никак не отреагировали на визитеров, если бы не их проницательные взгляды, таящие в себе толику подозрительности.

Лавеллан, наконец, озвучила цель визита. Сновидцы, значит. Каждый древний род Тевинтера вел свою историю от одного из этих могущественных магов древности. И настолько этим горды, что до сих не допускают присутствия даже капли немагической крови в истории семейного древа. Поколениями альтусы пестовали дар, заключая выгодные союзы, выбраковывая тех, кто был слаб. Определенно эта селекция дала свои результаты, явив миру множество могущественных чародеев. Однако, получить таким образов новых сомниари не удалось ни в прошлом, ни сейчас. Уже долгое время на свет не появлялись те, кто способен управлять самой Тенью.

– В таком случае, нам сюда, – эльф указал направление, уводя спутницу в прохладные лабиринты коридоров и высоких книжных стеллажей. – Маги Тевинтера тщательно собирали все сведения, хоть как-то относящиеся к сновидцам, включая геральдику древних родов . Так что объем довольно велик. Вас интересует что-то определенное?

Он любил бывать тут, спасаться от жара улиц в ждущей прохладе библиотеки, отгораживаясь от мира вокруг непроглядной стеной холода и темноты, от человеческой глупости, безграничной и чудовищной в своей разрушительности, и недальновидности, от тех, кто с жадным ожиданием заглядывал ему в рот, надеясь урвать крохи мудрости или просто выдать себя за таковых. В его возрасте, уставать от людей было нормально, в такие моменты настоящими друзьями и товарищами становились книги, молчаливо наблюдавшие за тобой со своих полок, утопающие в обволакивающей тишине, кормящиеся ею и насыщавшие воздух легким запахом бумаги и знаний. Сладким запахом, который не спутаешь ни с чем.

Он любил это место, потому, что мало кто приходил сюда за сокровенными крупицами знаний, а те, кто бывали, обычно стоили хотя бы крупицы его внимания, которое он с удовольствием тратил, внимательно изучая незнакомцев или сдержанно приветствующих его завсегдатаев. Пальцы, закутанные в тонкую черную ткань перчаток мягко, перевернули освещенную зеленоватым пламенем свечи страницу, и магистр прикрыл глаза, готовя свой разум к очередной порции столь бесценных знаний, что понадобились ему в недавнее время. Никто не посмел бы разжигать огонь в этом месте, и мерцающая завесным огнем свеча даже не давала тепла: дрожащее пламя, окрашивавшее массивный деревянный стол в цвета Тени.

Он любил это место, потому, что только тут он мог найти то, в чем нуждался, даже его библиотека не хранила все экземпляры книг, выставленные на бесчисленных стеллажах жемчужины Минратоса, утратившей свою яркость и ценность за последние годы. А ведь ещё полвека назад люди жадно пытались получить разрешение на посещение библиотеки, чтобы заполучить в свои руки силу. Магистр не был наивным болваном, считавшим, что все, что делали тут студенты и старшие маги было исключительно поиском знаний ради науки. Потому, что сам был таким же – он видел перед собой цель, видел перед собой возможности и хватался за них, надеясь выбиться вверх и не посрамить память предков, чью силу унаследовал.

Времена меняются. Неспешно, но неотвратимо и лишь по-настоящему устремленные теперь бывают тут, наполняя тьму Великой Библиотеки светом, шумом и настойчивыми спорами, перерастающими в перепалки и взаимные обиды. Сегодня же темноту наполняло лишь его дыхание и тусклый зеленый свет.

Из задумчивости его выдернули негромкие голоса, доносившиеся с первого этажа – чуть более громкие, чем следовало в этом месте, но которых было просто недостаточно для того, чтобы заполнить громаду залов, высящуюся над визитерами.

Сколько времени он уже провел так? Магистр не ощущал голода или усталости, даже глаза не болели от долгого чтения, однако он, как это в последнее время бывало часто, потерял счет часам, вырванный из оцепенения незнакомыми голосами. Когда ты живешь так же долго, как и он, минуты перестают иметь хоть какой-то смысл, и ты начинаешь мерять время иными критериями. Интересно, что бы произошло, живи он дольше своего нынешнего срока? Перестал бы он вообще понимать какой нынче год? Любопытный вопрос, который, возможно, ему доведется проверить.

Аккуратными выверенными движениями он закрывает страницу, с благодарностью ведя ладонью по обложке – постаревшей даже при учете совершенных условий хранения, тонкой паутине волшебства, защищавшей стеллажи от попадания пыли. Проведя рукой над зеленоватым огоньком, магистр погасил единственный источник света, освещавший массивный стол, служивший ему временным пристанищем и, коснувшись оставленной у кресла трости, встал. Потребовалось совершить легкое усилие, чтобы это вышло правильно – без глупых кривляний или наклонов, одним правильным движением и толчком рукой. Даже кресло, которое в общем-то было бы нелегко сдвинуть с места, почти не скрипнуло. Тихий, глухой звук выгнувшегося дерева – и Септимус уже был на ногах, делая вдох. Свободной рукой, он взял книгу, что только что читал, и начал неторопливо идти по гулко отзывавшемуся на его шаги мрамору, такому же черному, как стены этой библиотеки. Оставлять книгу на этом месте было просто неправильно – он слишком уважал это место для того, чтобы просто разбрасываться бесценной литературой, особенно, если она на сотни лет старше его самого.

- Когда кто-то говорит в этом месте столь громко, - маг выждал немного, позволив себе спуститься ниже по лестнице – его походка была почти идеальной, он выдавал себя легким отсутствием ритма, сопровождавшим хромоту, и стуком трости о мрамор, уверенным и чеканным, впечатывавшим каждый его шаг не хуже идеально начищенных ботинок, отражавших стеллажи не хуже зеркала, – Он приглашает других в свою беседу, сознательно или нет.

Септимус выглядел именно так, как выглядел каждый день, в любое время суток, элегантный, аккуратный и слегка улыбавшийся. В его тихом, достаточно для того, чтобы он звучал сообразно этому месту, но недостаточно для того, чтобы стать шепотом, голосе не было недовольство – лишь легкое дружелюбие, а, также, предупреждение о том, что он не потерпит отказа. Септимус вообще не терпел отказов, особенно, когда он вел себя дружелюбно. Это были гости, он сознательно применил это понятие на эльфов, даже не задумываясь о их расовой принадлежности, были первыми за последнее время, кто проявил интерес к данной секции библиотеки. И, учитывая его посещения в течение последней недели, он не был уверен в том, что  это было банальное совпадение. Потому, что этот человек не верил в банальные совпадения, цепким взглядом изучая парочку, необдуманно бросавшуюся громкими и крайне провокационными словами и не заботившуюся о том, что их могут услышать. Возможно, они не привыкли? С легким неудовольствием, Ариман отметил мальчика, сопровождавшего гостью, как одного из питомцев этого павлина Павуса, после чего перевел взгляд на эльфийку и попытался вспомнить, где именно он мог её видеть.

- Ты можешь оставить нас, молодой маг, если хочешь. И поискать столь нужную твоей гостье книгу. Обещаю, я ничего ей не сделаю.

После чего, легкая ухмылка тронула его губы снова, и он заговорил, чуть обводя взглядом стеллажи, бесцеремонно высказывая свое мнение. Он даже не стал делать слишком большую паузу, чтобы выслушать ответ Дэлеара, вероятно, отрицательный, как и положено самонадеянным ученикам Дориана.

- Будет глупо отрицать теорию старика Нумерия, – Подавив легкий смешок, маг сделал несколько неловких шагов в сторону маленького стола, на который со всей бережностью уложил массивную книгу, поверх которой положил руку, словно опасаясь, что она сию же секунду упорхнет вдаль. – Достаточно взглянуть какой формы уши большинства магов из альтус. – Оторвав взгляд от кожаной обложки, он слегка постучал по книге ладонью. – Но говорить о ней в открытую не принято, равно как и о магралленах. Особенно о последнем – это те книги, для которых иногда получаешь разрешение у самого архонта. Особенно, если ты чужак.

Потому, что Тевинтер свято блюдет свою репутацию в глазах других народов. Потому, что такие вещи – табу, равно как и слухи о том, что за закрытыми дверями своих поместий, тевинтерские колдуны практикуют жестокие и кровавые ритуалы, кажущиеся чем-то противоестественным в глазах простых людей, верящих в Создателя и его Пророчицу.

Отредактировано Septimus Ahriman (2017-02-01 11:16:43)

Утрачен?
Пожалуй, нет. Кое-что смогло попасть ей в руки еще в Скайхолде. Кое-что даже сообщил в своих письмах Варрик.
Только вот здесь Вестница ожидала найти больше. И... несколько другой на свои поиски реакции.
Голос, прозвучавший сверху, стал для Лавеллан полной неожиданностью, но она не дрогнула - разве что вскинула голову чуть более резко, чем того требовала ситуация. И быстро сориентировалась.
- В таком случае, я лишь почту за честь, если на это приглашение ответили, - эльфийка вздернула рыжую бровь в вежливом удивлении, осматривая спускающегося с лестницы мужчину с тростью внимательным, серьезным взглядом. Обернулась на Дэлеара, когда заговорили с ним, чуть нахмурилась - очевидно, они узнали друг друга - но немного расслабилась, не прочитав на лице эльфа особенного беспокойства.
Наверное, это не укрылось от человека. Взгляд бывает трудно скрыть, спрятав за тенью ресниц, если он светится в темноте.
- Меня называют Вестницей Андрасте, но я не люблю формальностей. Мое имя Эллана.

Когда-то необходимость отмечать в памяти человеческие лица, казавшиеся чуждыми, слишком похожими и смазанными в восприятии, стала одним из подводных камней ее существования в Убежище. Лишь со временем Вестница научилась отличать мелкие детали, запоминать их, достаточно хорошо, чтобы понимать сейчас, что ни на приемах, где довелось пока побывать, ни в минратосском Круге, где довелось прочитать лекцию, этого мужчину она не видела.
Лавеллан его запомнит. По приметной трости, манере держаться и лицу. Темные, как ривейнский кофе, волосы, аккуратно зачесанные назад, правильные черы лица и темные глаза, таящие на самом своем донышке холодное пренебрежение. Улыбка ему очень шла. Лавеллан, напротив - уже нет, она лишь подчеркивала осунутость и глубже очерчивала обезобразившие лицо старые шрамы, но эльфийка улыбалась в ответ, потому что это диктовал этикет.
Уроки леди Монтилье.

- Осмелюсь предположить, что мне уже известно больше, чем большинству рядовых магов и обладаю определенными привилегиями в запросе на знания в этой области. Не безграничными, разумеется, - Лавеллан благожелательно улыбнулась, - Но достаточными, чтобы заполнить необходимые пробелы. Большая часть исследований, в том числе и археологических, проводимых на юге в последние годы, проходила по моему приказу и на мои вложения. Некоторые - при моем непосредственном участии. Полагаю, некоторые из опубликованных в итоге трудов нашли свой путь и сюда.

Сомнительно, что путь этот был пройден без изменений в содержании, разумеется - тевинтерские цензоры нещадно обкорнали колоссальный труд о Коракавусе, к составлению которого Лавеллан сама приложила руку после победы над Корифеем, и это одно только тевинтерское переиздание, попавшее ей в руки в Минратосе. "Дикие тропы Арбора", изданные незадолго до Священного Совета в Империи изданы и вовсе не были: чересчур скандальными по меркам Тевинтера оказались оглашенные в этом труде заявления. Не говоря уж об исследованиях Дагны и ее связи с тевинтерскими храмовниками.

- Было бы поспешно предполагать, что кто-то будет искать в публичной библиотеке сведения, запрос на которые нужно просить у высокопоставленных особ, - она не изменила ни вежливому тону, ни улыбке, только глаза чуть сощурились, блеснув зеленым светом в мягком полумраке, - Меня интересует то, что можно легко найти здесь, то, что стало историческим достоянием Империи - но что затруднительно найти на юге. Слишком многие труды, вышедшие из-под пера имперских ученых умов, попросту не издаются на юге.

- Полноте, вежливость сложно переоценить, - с благожелательной улыбкой, Лавеллан небрежно повела плечом, скрытым шелковой накидкой, - С господином архивариусом она смогла стать фундаментом для долгих и сердечных взаимоотношений.

Уточнять, что Инквизиции в свое время немало стоилаа эта вежливость не было нужды - кому, как не Тевинтерцу знать местные порядки. И пусть переданные дому Амладарисов в качестве доброй воли добытые отсюда документы означали богатые дары, озолотившие и архивариуса, и его вотчину, образовавшиеся в итоге связи сейчас в намного большей цене. Все же, леди Монтилье оказалась лучшим учителем, чем они обе поначалу думали.

Следят, со звериным вниманием, глаза долийки за человеком - за насмешливой расслабленностью, за играющими жестами - и не могут заглянуть за них. В этом нет ничего удивительного: она давно убедилась в том, насколько закрыты - во всех смыслах - тевинтерцы от тех, кого не чтят кругом своих близких. Им не требуется носить для этого масок, подобно орлесианцам, как не нужно фальши и жеманного притворства - и, возможно, это одна из причин, по которым в Тевинтере свысока смотрят на южную империю.

Лавеллан это понимала. В ней было похожее.

Многие магистры наверняка отдают себе отчет, сколько мифического, суеверного ужаса, могут вызвать у простого люда на юге одним видом своих расшитых золотом роб - там, где их считают чем-то отличным от людей, монстрам из бабкиных сказок. Чем не причина их высокомерия - не показного, естественного, ибо подобное со стороны кажется до зубной боли примитивным.

Это тоже казалось несложным понять. Теперь, когда ее лик пишут на образках и ставят в храмах Белой Церкви, в ряду других андрастианских святых.

Тевинтерцы ей любопытны, пусть далеко не все здесь столь близки и приятны ей как Дориан, пусть ей известно, что у кого-то из них руки по локоть в крови - не так уж это и разнит их с орлейской знатью, прячущей тонкие стилеты под дорогими кружевами. Вестнице интересно разгадывать их - не как образ, собранный из осколков на юге, а как живых людей.

- Если вам будет удобно вести беседу здесь и сейчас, то разумеется, - с ровным, почтительным спокойствием ответила она, взглянув на эльфа, который, с сомнением кивнув в ответ, скрылся в глубине библиотеки, - Но, признаться, вопросов у меня иногда бывает столько, что я могу надоесть даже самому терпеливому собеседнику.

- Не слишком многое, - спокойно отвечала эльфийка, не показывая удивления не слишком ожидаемой ей теме для разговора, - В основном, методы противостояния - во время Прорыва Завесы мне не раз приходилось сражаться с отступниками и венатори, активно использующими запрещенные искусства, так что пришлось тесно ознакомиться с доступной теорией. Магическая дисциплина, которую я практикую, полагается на материи Тени, а, как известно, от Крови Тень отталкивается, как односторонний магнит. Так что иметь дело с этой магией всегда было особенно непросто.

Она не пыталась идти вровень: держалась позади, метафорически позволяя магистру вести себя и в пути наверх, и в беседе. Прошло то время, когда она смотрела снизу вверх, не без щенячьего восхищения, на магов из людей, на их непохожее на ее, удивительно красивое в своей стройности и ладности магическое искусство, но почтение к старшим долийцы впитывают вместе с материнским молоком. От него не избавиться так просто.
Даже если теперь почтение это настороженно-сдержанное.

Выше, через колоннаду загорающихся огней, долийка ощутила легкое головокружение, и слабо усмехнулась, поймав себя на этом. Слишком быстро она отвыкла от высоты стен и башен Terasyl'an Te'las, слишком сильно стремилась забыть о об их промороженной насквозь тени, обласканная северным солнцем. Тевинтер для нее, простой гостьи, был всего лишь глотком свежего воздуха, но Лавеллан ясно слышала отголоски сыновьей любви в речах тевинтерцев во всем, что касалось родной земли.

- Жаль, - совершенно искренне. Чем гуще полумрак, тем ярче светятся эльфийские глаза, из слегка мерцающих бликов становясь яркими фосфорными огоньками. Поравнявшись с хромым магистром и кладя руку на блюстарду, Лавеллан подняла голову, - Я путешествовала почти по всему континенту, но Минратос - редкий по красоте город. Неудивительно, что тевинтерцы так ратуют за свою родину.

Пусть и каждый - по своему.

- Думаю, что всем, магистр, - вежливо улыбнулась Вестница. Она слушала молчаливо и очень внимательно, не сводя с благородно очерченного профиля почти неподвижного взгляда, - Точно так же, как садовник, аккуратно выдергивающий побег из земли достигает того же результата, что и тот, кто грубо ломает его. Они лишь действуют по-разному.

Аналогия не совсем правильная, но лучше сходу и не подобрать. Тот, кто творит, и тот, кто разрушает - не всегда противоположное, особенно если дело касается магических дисциплин. Немного помолчав, эльфийка покачала головой, не совсем намеренно потянувшись за ниточку рассуждений.

- Но я могу опереться лишь на свои наблюдения. Якорь позволял мне ощущать Завесу так же, как вы чувствуете кромку воды у себя под пальцами. Маг, который касается Тени, входит в ее поток, и идет в ритм течения - его направляет лишь собственный разум. Полагаю, что и сновидцы действовали с Тенью как единое целое, и именно это единство представляет для меня интерес. Маг крови же грубо идет против потока, он насильно нарушает течение и подчиняет его - но в итоге это все равно что резать ножом воду.

Долийка понимала суть, но все еще строила догадки, к чему этот разговор ведет.
Кажется, с Соласом они почти не касались магии крови в своих разговорах в ротонде. Еще в Убежище он упомянут, что эта дисциплина идет врознь его магии и его способности входить в Тень, и больше Лавеллан интересовалась ей не больше уже упомянутых способов противодействия.
И все же сейчас ей было любопытно. Как любому магу, коснувшемуся запрещенного.

- Я полагала, что суть в проводимости. Подобно тому, как сталь проводит электричество. Эльфы предрасположены к магии по сути своей, многие из нас, даже не владея даром, тонко чувствуют состояние Завесы. Что же до драконов, то вся их сущность пропитана могуществом. Если их силу можно ощутить просто взяв в руки маленькую чешуйку, что уж говорить о крови.

Возможно, магистр сам этого не осознавал, но говорил он, как говорил бы Мудрый, доведись ему дерзости постичь Старый Путь. Неожиданно, но факт - наводящими вопросами и ровной, рассудительной речью он напомнил хагренов.

- Звучит как аналог алхимии в высоких материях, - тихо хмыкнула Лавеллан, - Простите, в таких вещах я бываю чересчур увлеченной, и могу заболтать даже мертвого.