Сушь. Неодолимая, маревная, тяжелая жара. Во рту песок, в носу песок, за шиворотом песок. Он везде. Мариан была уверена, что даже дышит песком – раскаленным, мелким, почти стеклянным от жары. Но дышит исправно и жадно.
Наверное, пустыня на то и пустыня, что в ней много песка и нихрена больше. Вот уж чего, а этого добра вокруг было не меряно: многочисленные барханы, похожие на застывшие волны, тянулись до самого горизонта. Со временем однообразность окружающего пейзажа стала наводить на мысли, что в целом мире только три вещи и существуют: песок, яркое синее небо и слепящий диск раскалённого солнца.
А ночью становилось так холодно, что иной раз зуб на зуб не попадал. Но с холодом Хоук было справиться гораздо легче, чем с полуденной жарой.
Всё их путешествие длиной в два дня и одну ночь Мариан куталась в дорожный плащ с таким рвением, что видно было лишь обгоревший и от того начавший шелушиться кончик носа, да и то не всегда.
Пустыня казалась ей живым существом, загадочным и непонятным, живущим миллионы лет. Тщательно зализывавшим их следы своим шершавым языком.
Пустыня не нравилась Хоук. Более того, Защитница была уверена, что это чувство взаимно.

Когда с горного хребта они увидели огни вставшего под скалой лагеря, даже флегматичная пегая лошадка Хоук, с совершенно невыразительным и лишенным фантазии именем – Мозоль, взбодрилась и потрусила вперёд с большей охотой, чем плелась всю дорогу до этого.
Присмотревшись к палаткам, стоявшим в отдалении от синих шатров Стражей, Защитница угрюмо хмыкнула. Магесса ничего не имела против гномов, например, Болдрик был ей очень даже по душе. И Хоук с радостью слушала его байки и даже поделилась парочкой собственных, как уже претерпевших преображение под пером Варрика, так и представленных в первозданном и чистом виде. Ничего серьезного, так, парочка криминальных историй из первого года жизни в Киркволле и россказни о кунари. Хоук могла долго и со вкусом говорить о косситах и всегда трудно было понять, какие чувства её при этом одолевают: злость, уважение или благоговение. Как бы не всё сразу.
А если возвращаться к гномам, то с некоторыми представителями этого братства она предпочла бы встречаться как можно реже. Например, с Хартией, которая в буквальном смысле пыталась ей попортить кровушку и принесла массу удовольствия от общения. И это не считая легенд, баек, анекдотов и нецензурных частушек от Варрика в их адрес.
Оставив Мозоль в загоне и забрав с собой дорожный рюкзак, Мариан оглянулась по сторонам, задержав внимание на спешащей к ним низкорослой фигурке.
Приветственно махнув рукой лейтенанту Давине, как представилась подбежавшая к ним гномка, Хоук с не меньшим ответным любопытством присмотрелась к ней, прежде чем вернулась к осмотру лагеря. Смотреть было особо не на что: измотанные Стражи, державшиеся поодаль угрюмые представители то ли Хартии, то ли Торговой Гильдии – Хоук не была уверена, что смогла бы их отличить друг от друга. Тем более, что со слов Варрика она точно знала, что и те и другие мастерски умеют обворовывать людей и не людей, только методы используют разные: одни – меча и топора, а другие – посредством предпринимательской деятельности. Защитница приметила у одного из костров бледного, как сама смерть, мужика с протокольной рожей, поперёк которой были просто написаны признаки недосыпа, недоедания и хронического алкоголизма. Но на этом достопримечательности и закончились.
– Мм? – несмотря на праздное глазение по сторонам, Мариан не пропустила ни единого слова подбежавшей к ним гномки, даже несмотря на вопросительное мычание в ответ на её вопрос.
Хоук не успела и слова сказать, как Балдрик выдал всё,  её так просто  с потрохами. Мариан не любила распространяться о своих случайных титулах, хотя говорящая фамилия сама делала всё за неё. Оставалось только пожать плечами:
– Выгонять из города кунари? Нет, не слышала, – пожалуй, что эта часть истории была Мариан по душе, хоть и несла в себе пару-тройку (да что там, десяток и не один) неприятных воспоминаний. Но было в целом более выигрышным, особенно на фоне резни между магами и храмовниками, где не было уже ни правых, ни виноватых.
– Но огого чего сдевать могу, – скопировав произношение констебля, Мариан белозубо улыбнулась, – а ещё слежу, чтобы братишка раньше времени не отправился к Создателю, профессионально общаюсь с долбошлёпами и кое-что соображаю в красном лириуме.

Отредактировано Marian Hawke (2016-09-10 00:07:12)

Хоук оставалось только пожать плечами и проводить взглядом хмурого брата. Как же хорошо, что в этом мире есть вещи и люди, которые остаются неизменными.
– О, нет. Разве на форзаце книги не было указано, что совпадение имён с настоящими – случайность?
"Та, самая?" всегда звучало... подозрительно? Мариан, по крайней мере, из раза в раз такой вопрос настораживал, потому что не всегда было ясно, что за ним может последовать.
Одни умело вплетали в него всю гамму недоверия – сразу становилось ясно, что никакой "той самой" просто не существует, а в книге было больше домыслов о случившихся в Киркволле событиях, чем правды. Другие говорили с презрением, придерживаясь при этом своей, обособленной точки зрения о том, кто прав, а кто виноват, а третьи с неизмеримым восхищением, причины которого для Мариан оставались неизвестны. Вполне возможно, что это были те, кому просто-напросто нравилось творчество мастера Тетраса. И она, Хоук, тут вовсе непричём.
Сама Мариан долгое время не решалась взяться за чтение "Истории Защитницы" по той простой причине, что боялась не узнать в ней себя. Вдруг описанная там героиня больше похожа на обожравшегося мухоморами берсерка, способна голыми руками выкорчевать берёзу, зубами выточить из неё рогатину и двинуться на небольшое, но хорошо вооружённое государство, и ещё неизвестно, как там сложится, кто будет со щитом, кто на щите?
Но когда Хоук всё же добралась до творчества друга, то не смогла оторваться до самой последней строки, а после осталось послевкусие с желанием узнать продолжение. Это всё оказалось чем-то... простым и понятным. Просто раскрывшим всё так, как оно было, без домыслов и прикрас, без деления на добрых и злых, правых и виноватых. Потому что в Киркволле не было правых. А Мариан даже после написала Варрику письмо с благодарностью, пусть и короткое, но искреннее. 
В прочем, чьей именно поклонницей является Давина – вопрос спорный. Иначе почему она назвала автора книги про "Ту-самую-Хоук" прохвостом? Но в большей степени Мариан заинтересовало прозвучавшее знакомое имя:
– От Бьянки? Думаю, я знаю о ком вы, – не моргнув и глазом слукавила Хоук, припоминая что Варрик, в своих последних письмах с информацией о красном лириуме, ни словом не обмолвился о том, что в исследованиях ему помогал хоть кто-то кроме "толпы идиотов". 
"Так и знала, что во всём этом замешана женщина", – хотя едва ли могло быть иначе. Другое дело, что теперь ей было чем ответить Тетрасу на не забытую обиду с его бумагомаранием и письмами для тех, кому лучше знать как можно меньше о некоторых её похождениях.
Ничего личного, просто дружеская подстава.
Направившись следом за гномами, Мариан слушала Давину и изредка кивала на её слова. Она сомневалась, что из инструктажа получится узнать что-то новое, но упоминание карты и провожатого не могли не вселить надежды, что они там хотя бы не будут как три топографических кретина.
"Ух, злая женщина", – наблюдая за лейтенантом, Хоук не могла не сочувствовать тому несчастному, что стал её жертвой. Сидевший перед ними на песке гном вызывал у Защитницы диссонанс. Но одно Мариан, пусть и интуитивно, но знала точно – этот малый ей определённо нравится. Просто потому что.
Стянув с руки перчатку и обогнув Балдрика, Хоук подступила ближе к гному, представленному Брандтом и, присев на корточки, протянула ему руку:
– Красавчик, тебе предстоит увлекательное путешествие в компании из зануды, лапули и меня обратно, в заросшие красной дрянью тейги. Это подарок судьбы, который возврату не подлежит. Что самое мерзкое ты помнишь из последнего похода туда? И почему получилось так, что вернуться удалось лишь тебе?
Бранд пожал её руку, смерив недоверчивым взглядом, а в ответ на вопросы пожал плечами, профессиональным жестом загнав в поясную перевязь кривой кинжал с костяной рукояткой.
– Ну знаете, дамочка, – флегматично ответил гном, – Даже из брюха Архидемона есть как минимум два выхода. Когда эта срань стала прорастать прямо из тела нашего храмовника, все сразу поняли, что дело дрянь. Просто я сообразил это быстрее остальных.
– Я надеюсь что с троп выходов будет побольше и будут они приятнее, хотя на запах лаванды и цветы не рассчитываю. Значит... когда лириум в прямом смысле ударил ему в голову, он напал на вас?
– No shit, мэм, – так же флегматично ответил Брандт.
Защитница поморщилась в ответ:
– Давай без мэм. Хоук. Просто – Хоук. И последний вопрос – как много там статуй и насколько они живые?
Гном сощурился, выражая лицом недоумение:
– Големов, что ли? Нету там големов.
Отличненько, значит и оживлённых красным лириумом культурных ценностей тоже не найдётся. Едва ли подобное вообще могло остаться незамеченным, но уточнить имело смысл. Так, осторожности ради:
– Нет, самых обычных статуй. Изваяния Совершенных, например?
Взгляд Бранда стал подозрителен вне всякой меры:
– Живые? С летающими нагами, радугой и грибным куревом?
Рассмеявшись в ответ, Хоук поднялась на ноги:
– Исподнее Андрасте, хорошо, что нет! Значит, всё не настолько хреново. Пойдём, красавчик, а то зануда-лейтенант потерял меня из виду уже больше, чем на пять минут. Давина, спасибо вам за помощь.
Действовать Карверу на нервы – святое, но в постоянстве этого занятия в любом случае нужно знать меру.
– Не спекитесь и приглядите там за этим прохвостом, – хмыкнула Давина вслед. Бранд, насвистывая, что-то крикнул ей на гномьем, вызвав в ответ её несколько приглушенных ругательств, и потопал за Мариан, с неожиданной для гнома легкостью.
"А ты не так прост, каким пытаешься казаться, да?"

P.S. Согласовано с самим Создателем с:

- У тебя проблемы? - гном, пожав руки и Мариан, и Балдрику по очереди (выглядя при этом слегка удивленным этим коллективным жестом дружелюбия), с ухмылкой покосился снизу вверх на подошедшего Карвера, подхватывая и имитируя тон, с которым к нему обратились. Даже на ходу, шагая легко, но с какой-то показной, преувеличнной леностью, Бранд умудрялся развивать бурную деятельность. Вот он проверил перевязь с метательными кинжалами, и еще один - за голенищем новехонького черного сапога. Вот похлопал себя по карманам, извлек трубку, и положил назад, предварительно задумчиво понюхав по пути к воротам.
- Меня Бранд кличут, - на ходу выдал гном, - Мастер Бранд Кежберг, если угодно официально обратиться. Дед мой был кузнецом в Орзаммаре, а отец родился уже на поверхности. Я сам из Ферелдена. В изгнании нынче.

Часовые открыли их навстречу группе, и из темного жерла спуска в недра земли дохнуло жаром. Не таким, как тот, что царил днем в пустыне, но вполне ощутимым на фоне ночной прохлады, неестественным и спёртым, точно из прогреваемой бани. И жар этот, смешанный с темнотой, вскоре поглотил их под шорох камня о песок и глухой стук - то закрывали следом ворота.

Темнота, впрочем, не была полной: глаза привыкли к ней быстро, и различили вставленные в стены камни-светильники, из тех, что изготавливают с помощью обычного кварца и толики лириума гномы-мастеровые. Массивная лестница, выделанная прямо в скале искусно и гладко, как и стены, покрытые барельефами и надписями на почти забытом гномьем языке.

- Ух. Распевает, сука, на все голоса, - раздался в полумраке, его тихий, хриплый голос. Он обернулся на людей, - Повезло вам, что не слышите. Иной раз можно даже слова разобрать.

Стражи, впрочем, слышали - очень слабо, на уровне монотонного гула, который нельзя было даже приблизительно назвать Песнью. Если для обычных гномов пел его Предок, Камень, то для Стражей - впитавшаяся в него скверна. Брандт, являясь и тем и другим одновременно, морщился так, будто оказался закрыт в сельском септике. Иммунный к скверне и ощущающий ее как Страж, и чуткий к лириуму, как гном, он слышал все это разом, и слова его про "все голоса" были легко объяснимы.
Балдрик слышал их, отдаленно, не разбирая пока слов. Голоса - не женские, не мужские, не принадлежащие никому, кто ходил по земле. Жуткие, злобные, жарко-гневные.
Что бы ни пело там, под землей, оно злилось.

Спуск вывел их в полные приглушенного детского плача Залы Совершенных, арки которых терялись в темноте, утягивая и умножая каждый звук, раздающийся в них. В приглушенном свете - камней для освещения сюда явно принесли побольше - высились темные силуэты Совершенных, для любого, кто не был от рождения гномом-подземником и не разбирающегося в скульптуре - практически одинаковые, и, одновременно, чем-то неуловимо отличающиеся от тех, что стояли в залах Орзаммара.

То, что это место, наиболее близкое к поверхности, а оттого отдаленное от красной заразы, превратили в ясли для без пяти минут беженцев становилось ясно сразу. Источник плача был тут же - молодая гномка, сидя у подножия массивного изваяния, укачивала кричащего младенца, его крик будил и других, за что на женщину шикали и гневно смотрели хмурые, невыспавшиеся товарки, сидящие у стен на спальных мешках, практически в обнимку с пожитками, наспех взятыми с собой из покинутых домов. Завидев силуэты у входа в залы, гномка испуганно подняла голову, и отползла прочь от прохода, прижимая к полной груди ребенка, и даже при неверном свете установленных на статуях камней и факелов было видно, какое нездорово-серое у нее лицо, и как неестественно бледны ее глаза, будто затянутые бельмом.

- Спрашивала, что худшее я тут видел? - мрачным шепотом спросил Бранд, поравнявшись с Хоук - на лице у него по прежнему было гадливое выражение, будто он унюхал кучу дерьма у себя под носом.
И вопрос этот был явно риторический.

Спустя десяток метров становилось все яснее, что местные явно опасаются пришельцев. Гномки хватали детей, жались к стенам, в спину неслось хриплое стариковское ворчание. Какой-то маленький мальчик в длинной, до колен тунике и без штанов, ускользнул от внимания матери и ринулся к идущей ближе всего к нему Мариан, прося хлеба, но был тут же пойман, оттащен к стене и отшлепан, подняв в итоге еще больше крика.

[AVA]http://sh.uploads.ru/4tchf.jpg[/AVA]
[STA]Who? Me?[/STA]
[NIC]Brandt[/NIC]

– Мммм.... Много, – сосчитать точно сколько времени прошло с того их похода – вовсе не трудно, но Хоук попросту не хочется этого делать. То ли сами воспоминания о Виммаркской пустыне не то чтобы добрые, то ли не хочется думать, сколько воды утекло, – Зато на этот раз обойдётся без древних порождений тьмы и мрачных скелетов, спрятанных в семейном шкафу. Ведь правда?

И как только можно жить под землей? Не видеть неба, звёзд и солнечного света?
В прочем, если спрашивать гномов, которые родились в каменных недрах, можно услышать аналогичные вопросы, но в другом ключе. Как можно жить там, наверху? Без окружения монолитных стен, без страха упасть в небо?
Удивительно, но Глубинные Тропы могли быть разными. Хоть Хоук и видела их всего пару раз в своей жизни, о чем совершенно не печалилась, но на каком-то интуитивном уровне чувствовала, что во внешне всегда одинаковых коридорах есть не так уж мало различий.
Так спуск в Кэл Шарок ей запомнится своим жаром словно там, внизу, старательно работала домна.
Поглядывая по сторонам, Защитница рассматривала стены покрытые барельефами.  Возможно в любой другой ситуации они были бы ей интереснее, чем молчаливое сопровождение начавшегося вниз пути. Тихий, но меткий комментарий Брандта добавлял ясности молчанию. Видимо пело что-то знатно, раз даже Балдрик замолк, а ведь до этого его не могли заткнуть даже песчаные бури. Хоук же оставалось только похвастаться умением не слышать то, что нормальным людям слышать вовсе и не свойственно. Чему была даже рада – хоть раз и хоть что-то у неё складывалось нормально.

– А мне кажется, что это всё цветочки и ягодки будут потом, – Мариан даже смогла улыбнуться в ответ на слова разбойника, пусть и не весело, но как-то по свойски, словно вокруг и не было ничего, что холодным липким ужасом касалось спины там, между лопаток и обволакивало сердце плотной пленкой, – Всегда бывает хуже.
Всегда.
Однажды осознав это жить Защитнице стало в разы легче просто потому, что нет ничего хуже обманчивой надежды, что хуже, как раз таки, не бывает. Когда думаешь, что уже видел самое ужасное в своей жизни, то, что объединяет все кошмарные сны в один невероятный ужас, существующий наяву. "Хуже уже ничего быть не может" – слабое утешение. И, как правило, не имеющее права на жизнь.
Измученные лица, детский плач, страх, что застыл в обращенных к ним взглядах. Мариан это было знакомо, она уже видела подобное, пусть и в другом месте и иных обстоятельствах. Но в отличии от беженцев из Ферелдена, собравшиеся под высокими сводами залы гномы, казалось, что и не ждали помощи. Возможно, даже не искали её просто зная, что помогать им некому. В целом мире – подземном и наземном – они одни.

"Отчаяние", – облизывая сухие губы, Хоук чувствует его так, словно оно осязаемо. Протяни руку – коснёшься. Оно – как тонкий шифон, скользящий сквозь пальцы, едва касающийся ладони и не желающий оставаться лишь в ней, но стремящийся окутать тебя, оплести, словно кокон. Вот только избавиться от него не так просто, как от ткани.
"Отчаяние и... что-то ещё".
Провожая взглядом босоногого мальчишку, который был перехвачен матерью, Хоук отвела взгляд от чужих белёсых глаз. Ей вспомнился Ларий.
– Я, конечно, читала историю гномов по диагонали, но мне что-то подсказывает, что это одно из следствий, чем причина. Их бросили тогда и они уверены, что по прежнему одни. Не удивительно, что они на нас так смотрят.
Кэл Шарок слишком долго рассчитывал только на себя.

- Ишь как рашоралшя, - прошамкал из-за спины скрипучий голос, - Шшами-то небошь и не шнали горюшка, молодешь оршамаршкая, крикливая, гонор один.

Это был высохший от старости гном с длинной белоснежной бородой, затканной за кушак, чтобы не свисала до самого пола. Гномы - обычно народ телосложением крепкий и сбитый, тем более сухощавым казался этот древний старик, сжимающий трость, сделанную из корня какого-то подземного растения узловатыми руками, искривленными артритом.
На изрезанном шрамами лице было очень трудно прочитать какое бы то ни было выражение, и, среди странно измененных скверной женщин и детей этот старик смотрелся гораздо... нормальнее всех прочих местных обитателей. Ведь бельмастые, подслеповато щурящиеся в полумраке глаза, частые борозды морщин и нездоровая серость лица - для такого возраста вполне нормальное явление. Все еще заметные татуировки на лице выдавали в нем выходца из какой-то местной вариации касты воинов, а деревянная нога, заметная из-под полы серого рубища - закономерное пережитое увечье. Удивительно только, как кто-то зараженный скверной мог дожить до такого почтенного возраста, да еще и самостоятельно передвигаться, пусть с тремором, сотрясающим старое, сухонькое тело, и не без помощи трости.
Даже в Орзаммаре очень редко какой гном имеет честь и возможность дожить до столь преклонных лет.

Гномки в зале почтительно притихли, и даже та, что пыталась укачать кричащего младенца, отбежала в дальний угол зала, чтобы плач не мешал старику говорить.

- Делай как шеловек шкашал, молокошош крикливый, и иди отшюда. Детей только рашпугиваешь, - недружелюбно посоветовал старик, едва шевеля беззубым ртом, - Што с Оршаммара, што ш поверношти, горе да беды приношите. Ишала крашная, ваших рук дело, вы ее принешли, повершноштники.
[NIC]Elderly Dwarf[/NIC]
[STA]Too old for this[/STA]
[SGN]...[/SGN]
[AVA]http://sd.uploads.ru/MhqOv.jpg[/AVA]

— Лучше бы ты подумал о том, что от Скверны они не перестали быть живыми.
Происходившее медленно накаляло. Мариан не могла понять Балдрика, так живо отреагировавшего на внешний облик здешних жителей. И сама же старательно избегала чужих белесых глаз, непривычных и от того жутких.
От шамкающих слов по спине словно прошлись холодными иголками. Обернувшись, Хоук присмотрелась к искореженному временем и старостью гному.
Самым интересным в жителях Кэл Шарока было то, что они были действительно живыми. Зараженные Скверной, несмотря на изрядно потерявший в симпатичности внешний облик, многие выглядели здоровыми настолько, насколько это вообще возможно. Они сохранили своё сознание, жили обычной жизнью, рожали и воспитывали детей. 

Мариан искренне хотела помочь Амеллу с поиском лекарства и намеревалась это сделать сразу, как только они закончат свои дела здесь. И вовсе не из благородных побуждений, а из эгоистичного не желания однажды провожать в последний путь на Глубинные Тропы брата. Что-то подсказывало магессе, что Карвер может даже сопротивляться исцелению — в Ордене он не изменился, но по-настоящему раскрылся и то, что составляло жизнь Серых Стражей, полноценно стало частью его самого. Останутся ли Стражи теми, кто они есть, если их исцелить? Как они отнесутся к подаренному шансу на нормальную жизнь?
В прочем, прежде чем задаваться этими вопросами, сперва было бы не плохо вообще найти лекарство.
Защитница вспоминала рассказы Мерриль о том, как при помощи демона и магии крови она очистила Элувиан от скверны. Это будет явно не одно и то же, но что, если это один из ключей? И пусть Хоук обладала весьма консервативным взглядом на некоторые виды магического искусства, всё равно не отрицала, что бывают случаи, когда не стоит преждевременно отвергать все возможные средства.
А гномы Кэл Шарока наводили на мысли если не об иммунитете, то хотя бы на сопротивляемость организма к моровой заразе.

— И проявил бы уважение к старшим, — прищурившись, Мариан оценивающе смотрела в след Балдрику, прикидывая чем было бы удобнее приложить этого ворчливого хрена по темечку. Но вздохнув и мотнув головой решила приберечь силы. Обернувшись к старику, внушавшему уважение к себе не одним только возрастом, тихо отозвалась:
— Простите нас, — и, развернувшись, направилась следом за остальными.

Как ни крепился Карвер сохранять невозмутимую физиономию во всем этом бедламе, от старческого скрипучего голоса за спиной даже у него кровь стыла в жилах. Он обернулся, собранный и настороженный, внимательно сощурился в сторону гнома, на вид, столь же древнего, как и сам весь этот тейг, и расслабился только когда Балдрик с сестрой наконец потянулись к выходу.

- И чего было так шуметь? - пробурчал Хоук, рефлекторно зацепившись за возможность напомнить всем о своей любви к жалобам и недовольству в принципе, - Если столько ора и истерики будет с каждого местного гнома и порождения тьмы - я бы лучше один пошел. Толку не меньше, зато хоть в тишине и спокойствии. Не дело, при нашей-то работе, визжать как барышня от любого дерьма, что мы на тропах встречаем.

Он даже не оборачивался. Просто пинал по дороге подвернувшийся под ногу камешек латным сапогом, чеканил шаг, да жаловался. По привычке. Скрывая тем самым, что ему и самому-то не по себе.

Правило номер три: всегда держи голову холодной. Даже когда в боевом раже держишь на себе полчища порождений тьмы. Даже когда огр разрывает на две половинки твоего же боевого товарища, которого ты не смог, не успел прикрыть. И уж тем более от вида кучки детей, стариков и женщин, которые боятся тебя куда больше, чем ты в принципе можешь бояться их.

Неприятно.

Новый зал встретил их резанувшим по глазам алым светом. Треклятые свет-камни.
Несколько секунд Карвер щурился, не изменяя своей недовольной физиономии, затем вдохнул-выдохнул несколько раз, привыкая к этой странной пульсации, премерзкому ощущению, будто они ступили не в каменный зал, а в чрево живого существа.

- Видимо, отсюда ты поведешь, приятель, - обратился Хоук к Брандту, настороженно осматриваясь по сторонам.
Этот берег подземного озера казался совсем заброшенным. После увиденного там, в Залах Совершенных, Карвер не ожидал оживленности и хотя бы какого-то намека на нормальную жизнь, но эта пустая улица, залитая кровавым светом, эти черные провалы окон гигантского каменного муравейника: все это не могло не угнетать.
И еще этот гул, ввинчивающийся в уши и давящий на череп изнутри: свет и звук, будто единое целое, отдающееся болезненной пульсацией в голове. Хоук поморщился, тряхнул головой, но свет не перестал едва заметно мигать перед глазами, переливаясь на поверхностях из оттенка лосося в глубокий бордовый. Дерьмово. То, что предстоит провести здесь еще Создатель знает сколько. Дерьмово, что Мариан - маг, а значит может страдать от этого много больше, чем они все, вместе взятые. У нее нет устойчивости ни к скверне, ни к лириуму.

Надо бы приглядывать за ней.

Голоса заставили Стража сделать несколько шагов к воде, и, приставив руку ко лбу козырьком, вглядеться в темноту, пересчитывая темные силуэты на другом берегу.
- Похоже, держат оборону, - бросил он спокойно.
И, на автомате, решительно двинулся вперед, огибая озеро.

Отредактировано Carver Hawke (2016-09-29 23:10:56)

Пропустив всё прочее брюзжание в ответ, Мариан только покосилась в сторону Карвера, который на привычный и такой знакомый лад завел песню что всё не так и всё не то.
Странно, но от этого стало как-то легче.
Поглядывая на широкую спину шедшего впереди брата, Хоук чувствовала как скрипит привычный механизм мироустройства, принимая в себя изменения, правки и новые детали. Карвер сильно изменился, стал практически другим человеком, но Мариан слишком хорошо его знала, чтобы не заметить, что в глубине души он остался прежним. И остался ровно настолько, чтобы узнавать в нём своего младшего брата, над которым и в худшие времена она не стеснялась подтрунивать. Вот только оказавшись сейчас позади, Мариан на короткий просветленный миг почувствовала себя на нужном месте — в кои то веки. И ощущение это было приятным.

С недоумением посмотрев на сложенный в несколько раз пергамент, магесса коротко кивнула гному:
— Спасибо, — разворачивая протянутую Брандом карту Хоук повернула её к свету, изучая пометки туннелей, ведущие дальше на тропы. Из города вел всего один, но расходившийся дальше на пять ответвлений. Вдоль одного из них было коряво подписано "Всё перекрыто", второй просто перечеркнут крестом, а третий обозначил знак вопроса. Два других пометок не удосужились. Либо это было после того, как Бранд остался одним из всей группы и было уже не до совершения подвигов, либо его отряд как раз таки не успел туда дойти. Чёрт разберёт, ну да и не важно, а то что уже имеется им совсем не помешает.

Сделав под сводами новой залы несколько шагов, Мариан сбавила скорость, практически остановилась. Вертела головой, оглядывалась по сторонам, прислушивалась к странному, гудящему.... звону? Ощущение было таким, словно рядом с ней ударили в колокол и звук, многократно отражаясь, терялся не вовне, а где-то в глубинах сознания. Или что она оказалась в самом сердце пчелиного роя, где кристаллы, как причудливые соты, были наполнены гудением и собственной жизнью, действовавшей на нервы пульсацией.
Всё вокруг было красным.
Настойчиво прислушиваясь к собственным ощущениям и тому, что происходило вокруг, вглядываясь в провалы темных узких окон, напряженно изучая следы крови, Мариан нахмурилась и закрыла глаза. Ровно на то время, пока делала глубокие вдох и выдох. Давление не было сильным, но ощущение, словно она нырнула на глубину и ей заложило уши, оказалось назойливым.
Вода в озере была застывшей, лишенной движения и маслянистой. Ловившей на себе отбликами все переливы красного.

Хоук не сразу заметила их — сперва услышала. Отставая от Стражей, но последовав за ними, Мариан не сдержала вздоха:
— Твоё миролюбие меня поражает, Балдрик. Но осмелюсь тебя напомнить, что мёртвые не любят разговаривать. А я не некромант, чтобы заставить их это делать.

В такие моменты сложно быть оптимистом, и, все же, есть в опасности и ритме боя что-то особенное, приятное. Словно в один удар сердца весь мир сужается до метра земли, которую ощущаешь под ногами теперь особенно прочно и твердо. А в голове становится холодно и бесстрастно-чисто. Есть только ты и противник. Ты и смерть - в его руках и твоих.

Карвер видел подлетающего огра так ясно, будто кто-то замедлил его чарами. Шаг влево, четкий и выверенный, как в танце. Затем назад - для лучшей опоры - кулачищи чудовища ударили туда, где только что стоял Серый Страж. Удар в пол был такой силы, что казалось, подземный город сотрясся до основания, отдавшись в теле металлической вибрацией. Слишком близко.
Двуручная рукоять сама легла воину в руку, привычно, как влитая.
Эти огромные твари могучи и быстры в рывке, как разъяренные быки, но их атаки легко читать - главное держать голову холодной и помнить, насколько ты сам превосходишь их в мастерстве и интеллекте, насколько они на самом деле предсказуемы. Когда Карвер увидел такого впервые, при Остагаре, то ощутил перерастающий в дикую ярость ужас, когда в десятке метров лапища чудовища переломила хребет королю и отбросила его, будто сломанную куклу, вмиг переставшую быть интересной. Должно быть, тогда юный Хоук был похож на маленького зверька, который готов рычать и кусать без разбора тварь в несколько раз больше его.
Но теперь ему не восемнадцать лет, и за спиной опыт и премудрости старых Стражей, некоторые из которых уже ушли встретить свой последний бой в недрах земли. Он знает что делать.

Следи за центром боя. Отступай, когда наступают. Даже в приливающем к голове боевом раже, Карвер не мог забыть о выучке.
- Займитесь мелочью, - даже голос изменился. В нем больше не было глухого ворчания, он был чист, низок и полон силы.

На большее Хоук не разменялся. Он рванул вперед с мечом наперевес, обрушивая мощный, секущий удар на ножищу огра, метя по коленному суставу. Рискованно бить вот так, сразу, буквально подставляясь под могучие лапы, способные хорошим ударом размазать по камню прямо в доспехах и только что оставившие глубокие трещины в монолитном камне.
Рискованно - но эффективно.

Отредактировано Carver Hawke (2016-10-19 13:31:20)

Резким движением Хоук рванула назад и в сторону, быстрее, чем её мозг смог объяснить хозяйке принятое им, мозгом, единолично жизненно важное решение.
В ушах отчаянно зазвенело, гораздо громче, чем от тяжелых шагов, грохота смятой и прорванной обороны гномов и чьего-то дикого крика, метнувшегося эхом под высокие своды. В залу, словно вода из прорванной плотины, хлынула волна порождений тьмы.
Перехватив посох в левую руку, Мариан вскинула правую, сжала резко в кулак и потянула, словно ухватилась за невидимый полог. Воздух задрожал, завибрировал низким звуком, а вслед за круговым движением магессы рукой у прорванной баррикады стал зарождаться, закручиваться жгутом и быстро раскручиваться замерцавший темными всполохами и вспышками потустороннего света смерч. Искаженное пространство края бездны завертелось в воронку и с безжалостной силой потянуло в свой центр всё, что попало в её радиус.

Балдрик, чокнутый сукин сын, рвался в самую гущу событий. Одно слово - берсерк.
Карвер без труда ушёл от удара могучих лап, он никогда не был беспомощным или слабым, но сердце, повинуясь какой-то давней привычке, запнулось и пропустило удар.
Брандт... Она его потеряла из виду и даже не была уверена, в какой именно момент времени — ещё до начала боя или в его первые секунды.
Мир виделся до удивительного чётко, словно в замедленном действии. Каждая деталь впивалась в сознание вместе с пульсацией быстрых ритмов, приходивших извне, через раз совпадавших с суматошным пульсом.
"Срань", — шкура огра была вспорота красными кристаллами. Ими были усеяны и морды мелких тварей.

Посох со свистом прочертит в воздухе перед ней полукруг, за ним тянется и тут же гаснет в воздухе огненный росчерк. Раздвоенное лезвие жадно ловит все блики и вспышки света. Оплетённая корнями сфера разгорается алым, словно кровь, светом, в котором растворились желтые и оранжевые всполохи пламени. Нагревается красная сталь.
Хоук проводит рукой по воздуху — плавно, но быстро — как гончар, который желает придать идеально округлую форму своего творению. И ещё один взмах. Она зачерпывает собственные силы, но бережно и осторожно, как человек терзаемый жаждой постарается не пролить ни капли живительной влаги. Здесь нечем быстро восстановить уходящие силы, от того их нужно использовать с умом. Мариан прокладывает невидимые линии, переплетает их в узор,  скрепляет. Взмах — лезвие высекает искры, алая сфера ярко вспыхивает, а у прохода, где начинает угасать и терять свою силу водоворот, разворачивает свои крылья огненное пламя, зашедшееся в стремительном прыжке вверх, закрутившееся столбом.

Краем глаза увидев, как отлетела поодаль отсеченная конечность, Карвер издал торжествующий крик. Редко ему удавалось провести этот маневр так чисто и гладко. Так ощутил бы себя лесоруб, которому удалось свалить вековой дуб всего в пару ударов топора.

"Если огра удалось свалить, малыш, это победа. Он не сможет больше нестись на вас рывком, цепляя на рога, не снесет и не раздавит, - Жан-Марк Страуд не успел поделиться с рекрутом многим, прежде чем отбыть из штаба Вольной Марки в Орлей, но после вестей о его гибели, каждый урок приобретал для Карвера особенное значение, - Не попадись ему под руку и добивай."

И добивать бросился бы сразу, но хлынувший на воина поток вонючей черной крови отрезвил его. Будь это просто кровь порождения тьмы, она не навредила бы ему, даже попав на язык или в глаза, ведь Серому Стражу не страшна больше скверна. Эта же тварь, зараженная красным лириумом, таила в себе неведомую опасность. Кто знает, как подействует на Серого Стража оскверненный минерал, превращавший храмовников в слепленные из проросших прямо сквозь тела кристаллов абоминации, травивший людей от одной только примеси в воде, и погубивший сначала рассудок Мередит Станнард, а затем и ее саму.

Карвер отступил назад и в сторону, маневрируя между бьющими в каменный пол огромным молотом ручищами огра, отер лицо перчаткой, перебросив клеймор в правую руку и сплюнул наземь. Впереди бушевал так хорошо знакомый, но давно уже полузабытый магический жар, вихрящимися волнами сметающий изуродованную красной заразой мелочь, а гном сдерживал остальных. Карвер рванул вбок, крутанув клеймор в руке для более прочного хвата, ухватился за него второй, измазанной в крови огра рукой, и, пользуясь вынужденной неповоротливостью одноногого чудовища, ударил гиганта в незащищенную спину.

Один удар, чтобы вонзить клинок как можно дальше - и воин повиснет на рукояти всем весом, разрезая толстую, жесткую шкуру, вспоротую кристаллами, и податливую плоть под ней.

Жар раскалившегося воздуха был привычен, а ревущее пламя звучало почти что песней. Оценив результат и спавший ажиотаж Хоук оглянулась по сторонам.
Если кому-то и было плохо, то это были местные. Раскинутые атакой огра, едва пришедшие в себя, они становились слишком лёгкой добычей для бесновавшихся порождений тьмы.
Тот гном, что звучным голосом ещё совсем недавно раздавал приказы на укрепление баррикады, выбравшись из под обломков, прикрывал спины отступавшим собратьям.
По маслянистой водной глади озера расходились круги – кто-то из гномов перевалился за парапет и без шансов на спасение шел ко дну. Хоук дернулась было к берегу, но остановилась на половину пути. Она ничего не могла для него сделать и бессилие обжигало ладони сильнее самого жадного и яркого огня, но зато была способна помочь другим. Тем, кому ещё не перегрызли глотки и не пробили доспехи, выбивая вместе с этим всякую жизнь.

Сжав ладонь в кулак, Хоук замахнулась нанесла по воздуху удар и, следом за её движением, воздух загустел, сжатой пружиной пришелся ударом по гарлоку, замахнувшегося над кем-то кривым, словно сломанный клык, мечом. С неприятным хрустом, слышимым даже сквозь рев огня, гарлок переломился надвое и рухнул на каменный пол, согнутый под углом не предусмотренном природой, сотрясаемый предсмертной судорогой. К его цели – гному, силившемуся выдернуть ногу из-под крупного обломка камня, на помощь ринулся товарищ – другой гном, принявшийся торопливо разбирать завал.
С сухим треском молния кривыми дугами окутала навершие посоха, заплясала между стальными лозами удерживавшими алую сферу, внутри которой сверкнула грозовая вспышка. Стальную перчатку лизнул набиравший силу заряд. Пальцы неприятно кололо, до самого локтя руку прошила судорожная боль. Стиснув зубы и зашипев Мариан направила ветвистую молнию в ближайшую злобную тварь.

Оглянулась на пару гномов, сражавшихся с завалом, перевела на несколько секунд дух и присмотрелась к мешанине из тел, в которой крутился Балдрик и не было понятно, кто там рядом с ним ещё жив, а кто уже нет. Осторожно двинулась вдоль берега, на расстоянии где-то в метре от парапета, оглядывая тела и пытаясь с одного только взгляда понять, можно ли кому-то из них ещё помочь. По ходу движения швырнув огненный сгусток в бесновавшегося генлока.