Мир не стоял на месте. Он предпочитал меняться, подминая под себя всех, кто не справлялся с изменениями и не был готов их принять. Он предпочитал походить на песок. Зыбкий, еле держащий форму, не замирающий ни на секунду. Клэр видела эти изменения везде и соглашалась, как всегда безмолвно, с тем, что они необходимы. Не меняйся мир, где бы они сейчас застряли? Оставалась ли бы тогда на небе Брешь, где-то далеко Корифей, а в стенах Скайхолда безмолвие и пустота.
В крепости не было никого, когда они пришли всем отрядом выживших в бойне в Убежище. Ветер был полноправным владельцем этих почти руин, полных  старых историй и смеха, который отзвенел здесь когда-то давно. Дикие звери должны были жить здесь и скалиться на людей, посмевших забрести в пустом блуждании по горам в их владения. Сейчас же всё шло к тому, что ожившая крепость вновь станет пустой, безжизненной и холодной. Тревельян любила холод, видела в нём красоту и силу, но этот холод был иным. В этом холоде пропадали эльфы, оставляя после себя лёгкий след в памяти и пару имён горьким послевкусием.
Вопрос был только в том, зачем они ушли. За новой жизнью, которую им всем поголовно обещали? За славой и богатством? За чем-то более важным для эльфов, чем-то, что не могут понять простые люди? Тревельян была готова биться над этой загадкой, но ответ, лежавший почти на поверхности, ускользал от неё, оставляя в недоумении смотреть на собственные пустые ладони и слушать эхо собственного вопроса. Среди её учеников были эльфы, но никто из них не казался несчастным. В их глазах она не видела тоски или обделённости, им нравилось в новом доме, ставшим не временным пристанищем, но полноценным убежищем от тех, кто не понимал и кто боялся. Стены Скайхолда создавали прекрасный небольшой замкнутый мир, где каждый мог быть немного счастлив.
- Леди Лавеллан, - вот кто вопреки всем её мыслям не был счастлив в этих стенах, уже который год теряясь во фресках и древнем языке, открывающим немного тайн и не дающим никаких ответов. Долийский эльф с властью в руках - зрелище для людей непривычное. За год с небольшим им всем пришлось смириться с этим чудом, а потом ещё за несколько лет даже привыкнуть к тому, кто именно отдаёт приказы. Вестница Андрасте, которую так продолжала звать молва, подстёгиваемая агентами Лелианы, таковой совершенно не являлась, но что мешало им и дальше играть на вере простых фермеров, желающих верить в чудо и божественное вмешательство в судьбы даже таких еретиков, как долийцы. Кто-то наверняка уже говорил о том, что Создатель одинаково любит своих детей, и Эллана с Якорем на ладони должна была стать доказательством этого.
Тревельян не видела долийку уже давно. Даже в год активного противостояния Корифею  им не удавалось столкнуться в крепости случайно: у каждой были свои дела и свой долг перед теми, кому дали много обещаний. Слова Элланы в новом мире весили больше, чем слова Клэр, но Тревельян солжёт сама себе, если скажет, что считала собственные обещания менее значимыми. Она не могла так просто бросить учеников, оставить свои эксперименты и тренировки с духовным клинком. Не могла перестать налаживать связи с дворянами Орлея и Вольной Марки, желая дать магам шанс на свободу и принятие в этом мире. Столько дел оставалось ещё на середине пути, но решения, принятые Лелианой, сдвинули их с мёртвых точек. Оставалось только подтолкнуть маятник в нужную сторону, написать с десяток писем и каждый из тех магов, что присоединился к Инквизиции мог считать себя устроенным в жизни.
- Вы хотели меня видеть, - на тыльной стороне ладони Тревельян немного чернил. Слуги оторвали её от третьего письма, передав, что миледи Лавеллан находится в ротонде. На поясе верная рукоять духовного клинка, с которой она не расставалась никогда, даже во сне. Мантии глубокого синего цвета будто бы в память о почившей Селине, которой она могла бы восхищаться, если бы жизнь сложилась немного иначе. И вокруг застывшие фрески, как память о том, что совершила Эллана и как повлияла на мир людей. Выбрала ли она это место своим кабинетом, чтобы помнить совершённое или всё дело было в чём-то другом?

Клэр слышала, что долийке, принявшей на себя бремя управление Инквизицией едва перевалило за двадцать лет, когда всё началось. Нападения Корифея и его подручных; контакт с красным лириумом в проклятом Эмприз дю Лионе, где песня минерала сводила с ума и была везде, отравляла колодцы и еду; бои с теми, кто считал, что остроухая не достойна благословения Невесты Создателя и Её помощи в делах своих. Лавеллан казалась старше, чем была на самом деле. Мудрее, серьёзнее и собраннее, хотя за таким опытом чаще всего стоят бессонные ночи и ужасные головные боли, от которых не спасает ни отвар из успокаивающих трав, ни заклинания целителей. Всё это оставило на Эллане огромную печать, которую даже время стереть не в власти.
Тревельян присела за стол, воспользовавшись разрешением и решив, что смотреть на леди Инквизитора с высоты её роста совершенно непозволительно. Эта девушка, девочка, столько перенесла за такой короткий срок, со стольким справилась, не давая никому и повода сомневаться в собственной силе. Птичник ли Лелианы постарался или людская молва и сама справилась без засланцев, но в Эллану верили, за неё переживали и мало кто теперь позволял себе сказать злое слово в её адрес. Были ещё завистники и недруги, но их стало слишком мало. Не та толпа ферелденцев и орлесианцев, что винили её в смерти Джустинии казалось совсем недавно, но редкие фигуры, которые не могли скрыть собственной злобы даже после почти роспуска Инквизиции.
Клэр слушала внимательно и не перебивая, запоминая каждое слово и осознавая тот факт, что прежняя организация осталась где-то далеко вместе с теми эльфами, что покинули Скайхолд в последний месяц. Их действительно было слишком мало, знакомых лиц, которые были рядом в дороге до Убежища и Скайхолда. Уже почти все забыли, с чего всё начиналось и как было зыбко будущее. А угроза... Угроза висела тенью над всем Тедасом, голосом, оставшимся в Разрыве на месте последнего прибежища Невесты Создателя. Голосом, который Тревельян тогда слышала в тревожных снах, готовых поселить страх и сомнения в её душе. По глазам окружающих тогда было видно, что не она одна мучается от тревожного ощущения из-за неясности будущего. Можно ли было быть увереными в том, что они уснут и завтра проснутся? Лавеллан каким-то образом помогала поверить в то, что это возможно.
— Я согласна, — на её лице появилась улыбка: предельно вежливая и, увы, неживая. Лгать Эллане Тревельян считала низким шагом. Но ноша, от которой хотела избавиться Лавеллан действительно была огромной. Птицы в воронятне, слетающиеся туда со всех концов Тедаса, говорили о большом количестве связей и связей крепких и дружеских. Признательность, которую испытывали к Инквизиции многие влиятельные люди Ферелдена и Орлея, стоила дорого. Заработать её было непросто, удержать будет ещё сложнее, даже когда сомневаться в помощи других не приходится. Но в Игре все легко продаются и покупаются, если им предложить более выгодную сделку. И когда-то друг может повернуться спиной и оставить в минуты беды, когда помощь требуется больше всего.
— Я ехала на Конклав, желая мира между храмовниками и магами. Война потрепала нас всех, была бессмысленна и продолжалась бы и дальше, если бы не мудрость Джустинии. Я не единственная, кто признавал в ней талант миротворца. Увы, окажись я на вашем месте после взрыва, то, так же как и вы, вряд ли бы избежала обвинений, — к магам никогда не перестанут относитсья предвзято. Не в этой стране и не спустя столь небольшой срок. В памяти свежи воспоминания об одержимых, убивающих невинных жителей, о магах крови, убивающих, чтобы увеличить собственные силы. О магах, которым не повезло узнать о собственном даре в разгар войны и потому убить случайно родных и близких. Маги были чудовищами, которых необходимо запирать в башнях. Только в башнях их запирали не только для безопасности мира, но и для их собственной.
— Вы дали свободу магам, признали нас равными Инквизиции. Как маг, я сделала бы так же. После долгой войны люди должны были увидеть в нас таких же людей, а не монстров. Признание Инквизиции давало сделать первый шаг в эту сторону. Но дальше... — Тревельян умолкла, не желая лгать и понимая всю опасность правды. Говорить открыто подобное похоже на попытку самоубийства, но её просили рассказать, как бы поступила она. — Стоило ли давать Гаспару и Бриале власть? Вы позволили убийству совершиться на балу, хотя знали о такой вероятности. Я не стала бы доверять де Шалону. Прошу меня простить, если это покажется слишком грубым, но и Бриале тоже. Покойная императрица Селина держала власть в своих руках с шестнадцати лет и управляла страной мудро, позволяя Орлею развиваться по стезе мира и науки. Гаспар же — шевалье, который погубит процветающую страну и таланты, начавшие в ней раскрываться. Впрочем, в ещё одном я согласна с вами. Миру нужна Инквизиция.

Она не имела права осуждать. Годы жизни в Круге научили Тревельян не только контролировать собственный дар, оттачивая искусство владения посохом и мечом в тренировочных залах, но и соблюдению жёстких рамок и правил, проявлению уважения к старшим по должности и отсутствию желания спорить с принятыми ими решениями. Только с Оливером она могла позволить говорить себе то, что думала без всяких поправок, только с ним могла горячо спорить и отстаивать не только свои права, но и права своих учеников. Глубокое уважение, испытываемое к нему, ропот ученицы и ученицы благодарной, она показывала настоящей правдой и настоящей собой. Старший Чародей многому её научил и никогда не разочаровывался, гордился успехами Клэр как своими.
Война с храмовниками в очередной раз приучила её держать язык за зубами.
Она и не осуждала. Только говорила то, что думала в предельно вежливой форме, строя историю так, как хотелось бы ей самой. История не может пойти иначе, но её речь плавная и прохладная, как вода в реке во Внутренних землях. Тревельян могла бы представить себе, как выглядел бы сейчас мир, и как немного было бы горького разочарования, отдающего полынью, в уходе эльфов. Их уход был бы не так внезапен. У них было бы больше поводов уйти и искать лучшей жизни, но сейчас эльфы всё ещё оставались загадкой, ответ на которую должна была знать Лавеллан. Но собственное любопытство Клэр привыкла подавлять.
Внимание к собственной персоне для Тревельян было неожиданным. Её помощь Резерфорду была простой формальностью, необходимой для стабильной работы Инквизиции. Однако успех, которого ей удалось добиться, поразил даже её саму. Лириумная зависимость, которую так долго приходилось считать неизлечимой, удалось побороть. Клэр не верила себе до конца, но результаты, подкреплённые магией и упорным трудом, стоили всех приложенных усилий, и Каллен стал чувствовать себя гораздо больше. Для лекаря и исследователя, чья деятельность является первым шагом в начале пути, это стало большой благодарностью.
— Вот как, — Клэр слегка склонила голову, переведя взгляд на пламя свечи и задумалась. Власть, которую сейчас предлагали ей, стоила многих лет упорного труда. Эльфа на троне с узором на лице и посохом за спиной терпели только из-за умения закрывать разрывы в Завесе. Стоит ли кому-то рассчитывать на такой же успех, не обладая и каплей способностей Элланы?
— Ваша оценка моих способностей важна для меня, но не думаю, что смогу стать достойным вашим преемником, — Тревельян перевела твёрдый и холодный взгляд вновь на Лавеллан, замолчав на минуту. Она бы справилась с этими обязанностями, в себе Клэр не привыкла сомневаться, но вот сомнений в людях у неё было достаточно.
— Позволите узнать, есть ли ещё кандидаты? Раз уж вы спрашивали, что я стала бы делать на вашем месте, по решусь продолжить эти размышления ещё и сейчас, — аккуратная тень улыбки легла на её лицо. — Когда мне сказали, что во взрыве выжила только эльфийка с татуировками на лице, я не верила. Толпа не верила вместе со мной, желая вам скорейшей смерти в мучениях. Эльф-маг, как потом узнали все мы. Я испытывала двойственные чувства: с одной стороны вас ненавидели, потому что вы — маг, с другой стороны потому что эльф. Как первая, вы мне близки. Как вторая... Народ полюбил вас только когда увидел вашу силу, ваши новые способности и желание использовать их во благо. У нового кандидата не будет Якоря на руке. Ему придётся брать чем-то иным, заставлять снова верить себе и Инквизиции, даже когда последняя перешла под руководство Верховной Жрицы. Второй маг с такой властью в руках, когда само наше положение шатко, будет большим вызовом для Тедаса. В Скайхолде найдётся ещё один человек по фамилии Тревельян. Если мои сведения о нём верны, то он станет более удачным вариантом.
Клэр замолчала, переводя дух и отводя взгляд. По ней было видно, что даже просто упоминание о тех, кто когда-то был её семьёй, о том, кто был её братом, далось нелегко.

Отредактировано Clare Trevelyan (2016-09-30 23:28:35)

Власть утомляла любого, кто не хотел её, кто получил её не по праву рождения, а по совершенной случайности. Неготовый к управлению толпами новоявленный правитель захочет как можно скорее разобраться с формальностями и покинуть свой пост, передав полномочия кому-то ещё, кто более достоин и просто жаждет власти. Тревельян удивлена только тем, что Лавеллан продержалась столь долго и не отдала власть преемнику ещё в первый месяц после победы над Корифеем. Они все тогда устали из-за постоянных стрессов, а отголоски проблем четырёхлетней давности до сих пор касались стен Скайхолда и его обитателей. Красный лириум, поразивший воду и разум животных и крестьян, ставил непростую задачу: избавиться от него и не навредить и без того безумным уже существам, на коже которых красных наростов больше, чем звёзд на небе. Тревельян предпочтёт биться над этой загадкой, оставляя власть тому, кто, по мнению их общего предка, больше её достоин.
— Боюсь, я могу рассказать о нём совсем немного. Меня забрали из дома, когда мы оба были ещё совсем детьми, так что о его взрослении я судила только из тех слухов, что иногда долетали до Круга, — письма матери, письма слуг, любивших маленькую Клэр, когда та ещё не могла заморозить вазу с фруктами одним касанием ладони. Сборник сплетен и правды, где последнюю было сложно отсеять, но иногда всё же удавалось это сделать. Уже в более взрослом возрасте, когда немного удалось смириться с тем, что родные бросили в Круг, не навещали и, кажется, просто вычеркнули дочь банна Тревельяна из всех хроник рода.
— Максвелл неплохой человек. Эдварду всегда было сложно угодить, он требовал от нас обоих много, но не понимал, что мы ещё дети. Оставшись один на один с отцом Максвелл раз за разом не оправдывал его ожиданий. Мне писали, что он так и не стал военным, предпочтя науку и Игру грубости и прямолинейности, которые преследовали нас в лице Эдварда по всему поместью Тревельянов. Я не могу сказать, сделал он это только чтобы насолить банну или потому что действительно не видел себя в рядах храмовников, но он всё равно смог добиться успеха в Орлее. Он знает Игру, у него есть некоторые связи с несколькими влиятельными дворянскими семействами, игры с теми, кто обладает властью не вызывают у него боязни, а под его руководством Инквизиция не растеряет уже приобретённые связи и укрепит имеющиеся договорённости что с Ферелденом, что с Орлеем, — Клэр была далека от политики ровно на столько, на сколько от неё может быть далёкой маг, но Максвелла с детства приучали к мысли о том, что он станет главой рода, а его действия должны быть направлены на благо семьи. До сего дня его действия были направлены только на собственное благо, и теперь оставалось надеяться, что в будущем он будет думать ещё и об Инквизиции.

Боль от разлуки с семьёй утихла много лет назад и не напоминала о себе ни единым спазмом в груди, где вместо сердца, как казалось многим, был огромный кусок льда не способный чувствовать ничего. Привязанности к кому-то она считала слабостью, помня нежные руки матери и ушедший уже из воспоминаний запах её духов, которым были пропитаны тяжёлые юбки дорогого платья. В детстве Тревельян привыкла полагаться на собственные чувства, юношество научило её быть и оставаться рациональной и твёрдой в своих убеждениях. И душистый аромат розового масла, которое стояло на полочке в будуаре матери, остался там же, где и привычка слушать сердце.
Наверное, ей всё же было бы легко справляться с должностью Инквизитора, но это мишура, которая стала бы отвлекать от того, что действительно интересно. Максвелла приучали к власти, он с детства был готов к тому, что однажды придётся править. Пусть даже теперь в его руках окажется не только забота о делах дома Тревельян, но и забота о прогнившей организации, из которой пропало так много собратьев миледи Лавеллан. А она останется здесь, в замке, что стал почти домом. Холод которого не пронзал до костей, а приятно баюкал колыбельной на уже забытом языке. Кто-то говорил, что ранее крепость принадлежала эльфам. Быть может, это отзвуки их голосов всё ещё носил с собой ледяной ветер.
— Я написала пару писем Фионе. Она позволила остаться в замке и продолжить исследования, которые я начала ещё в сорок первом году. Совмещать это с деятельностью посла от коллегии не будет сложной задачей, а моя работа, я надеюсь, сможет помочь вашему преемнику и Верховной Жрице Виктории в излечении заражённых красным лириумом, — испорченная скверной кровь титанов стала для Клэр большим вызовом и столько же, сколько она билась над излечением Каллена от зависимости, столько же была готова и работать над теми, кто страдал из-за лириумных наростов на теле. Самсон стал для неё задачей на голову выше, чем Резерфорд. И над этой загадкой Тревельян желала одержать верх и была уверена в собственных силах.
Она поднялась из кресла медленно и не сразу за Элланой, давая той время и возможность побыть почти одной. Когда стоишь спиной к кому-то — легче представить, что его нет рядом. Потому она так часто уводила взгляд, едва Максвелл появлялся где-то рядом. Потому она не сделала ни одной попытки узнать его: они оставались друг другу чужими и даже день или два рядом не смогут восполнить годы одиночества в Круге без любви матери или поддержки брата.
— Зеркало, с которого вы не сводите взгляд большую часть разговора... Почему оно здесь? — на зеркальной глади отразилась и фигура Тревельян, на голову выше тонкой эльфийской, но всё с таким же немного усталым выражением лица и синяками под глазами после бессонных ночей. Их народы гораздо ближе друг к другу, чем могло бы показаться на первый взгляд.

Кто-то другой бы сказал, что она пытается сейчас лезть в чужие дела, которые не касались Тревельян ни капли. Зеркало в ротонде можно было просто не заметить и оставить леди Лавеллан с ним один на один, позволив предаваться болезненным воспоминаниям, которые стоило бы извлечь из памяти и которых не стоило бы касаться. Но Эллана была упряма, и за это её стоило уважать. Биться над загадкой элювианов, теперь превратившихся в простое украшение замка и не более, только потому что бог из легенд народа Инквизитора оказался реален, а его план уничтожить мир серьёзен. И этот бог не хотел, чтобы Эллана могла воспользоваться зеркалом в качестве перехода на Перекрёсток. За последние дни магам пришлось многое услышать и многое выучить снова, разрушив стройный ряд тех основ, что преподавались в Круге. Не этого ожидала Тревельян от века Дракона и не такой правды хотела всю жизнь, но эта правда подкосила всех.
Жаль, что Лавеллан она подкосила сильнее всего, стерев с лица хотя бы намёк на то, что после победы над Корифеем уже всё отболело.
К своему сожалению Клэр плохо умеет помогать. Странно говорить такое о той, что вылечила Каллена и уже почти приготовила прошение об открытии пансионата для бывших храмовников, но одно дело для неё оставаться целителем и лечить тело, а совершенно другое — душу. Рука Элланы отболит и к ней она рано или поздно привыкнет, наловчившись справляться только правой, а вот тот взгляд, которым она глядела в зеркало, вряд ли вообще сможет измениться, но просто стоять и смотреть Тревельян не могла.
Она знала, что такое быть разбитой и не знать, что делать дальше и как жить, когда мир перевернулся. К магам этот мир не был так благосклонен, запирая в башнях и оставляя под надзором храмовников. Медленно менялось отношение людей к тем, для кого посох был привычнее меча или кинжала. И хорошо, что сейчас можно дышать свободнее, не озираясь по сторонам из-за храмовников. Клэр хотелось бы, чтобы и проблемы Элланы можно было решить так же просто, отдав всего пару приказов и забыв о произошедшем как о страшном сне. Но иной приказ Лавеллан реален — им необходимо уничтожать элювианы и спасать эльфов, уходящих сквозь них в неизвестость.
— За то время, что я служила в Инквизиции, у меня не было возможности сказать вам спасибо за всё, что вы делали. За то, что помогали всем, кто просил о помощи и оставались собой, не задирая голову. Власть портит любого и не все проходят испытание ей, — она горько усмехнулась, вспоминая собственные синяки на руках и тяжёлое дыхание храмовника над ухом, прежде чем тот получил от неё удар в солнечное сплетение такой силы, что еле смог снова вдохнуть. А сколько девочек не смогли за себя постоять, потому что закованные в латы храмовники выше и сильнее? Сколько сдалось только потому что у этих зависимых от лириума воинов, как им казалось, было право на что-то?
— Позвольте отплатить добром за добро и сделать то малое, что я могу предложить вам сейчас, — она повернулась к Эллане, сняв с пояса рукоять духовного клинка. Магия наполнила его, создав полупрозрачное лезвие, по прочности не уступающее и самым трудным в обработке металлам. Вокруг обеих женских фигур Тревельян привычно наколдовала барьер: до этого так же защищала только Кайрин или ученицу, когда их способности становились ничем на поле боя. Утраченное знание эльфов, восстановленое в Круге и усовершенствованное чародеями, чтобы любой мог изучить технику, если к ней есть талант. И одним творением рук древних эльфов она собиралась уничтожить другое. По старой привычке она оттеснила Лавеллан назад, закрывая её от зеркала собой вдобавок к уже и без того надёжному барьеру.
— Мне жаль, что это приходится делать, но если они смогли уйти через него, то могут и вернуться. И не только они, — нахмурилась Тревельян, занося клинок и вкладывая в удар всю силу не только физическую, но и магическую, чтобы огромное зеркало пошло мелкими трещинами и лопнуло, осыпавшись мелкой крошкой на пол и заставив Клэр по инерции отвернуться.