Солнце пылало. Оно обрушивало на землю самую настоящую лавину сухого жара, словно кто-то сыпал с громадного противня потоки горячего песка. Его тугие бесшумные струи прижимали Мариан к земле.
Она нашла спасительную тень среди широких раскидистых лопухов недалеко от домика старой Пепы: голова её оказалась в тени раскидистого листа, но тело осталось в полной власти солнца. И солнце (ага, попалась!) навалилось на распластанную среди колючей травы девчонку.
Но что оно могло сделать с Мариан? Сотый раз прожарить насквозь? Добавить еще один слой к матово-кофейному загару? И Мариан снисходительно, даже с удовольствием принимала на себя лучи безоблачного звенящего от прогретого воздуха полдня.
Можно было отправиться к ребятам и погонять мяч на широкой лужайке, поросшей чертополохом, без снисхождения лупившему по коленям. Но это никогда и никого не останавливало: мяч – такой же коричневый и поцарапанный, как игроки, – стремительно летал над колючками и сурепкой.
А можно было пойти к реке где мальчишки там, где мелко и вода прозрачная как стекло, ловят мальков или маленьких лягушат руками, а потом отпускают, потому что жалко: смешных и беспомощных.

Но девчонку буквально мучил другой, куда как более важный вопрос. И мучил уже не первый день.
Мариан не дружила с вышиванием или шитьем, как Бетани, чтобы похвастать этим и сделать подарок своими руками.
Она была во главе любых игр, дворовых движений и проказ, могла придумать сто и один способ развлечься, но когда дело доходило до простой необходимости подарить что-то и кому-то то впадала в настоящее отчаяние. И если подарить что-то близнецам или маме было еще просто, то день Рождения отца и подарок для него были настоящим испытанием. Мариан хотелось, чтобы это было что-то необычное. Не из ряда вон, но... красивое. Или даже полезное. Хотя бы стоящее, чтобы показать, как она его, на самом деле, любит: даже если не слушается, перечит и, вопреки его запретам, балуется с огнём.
В поисках вдохновения и материала для творчества Мариан на днях обошла весь Лотеринг и тайком раскопала массу девчачьих секретиков, расхищая чужие сокровищницы, выгребая оттуда бусинки и цветные стеклышки, плетеные фенечки, сушеные мелкие цветочки и даже пару монеток.
Стыдно Мариан не было — благородная цель, как она была уверена, оправдывала средства. Правда что с этим добром теперь делать?

Протяжный плаксивый скрип вынудил Мариан напрячься и затихнуть, перестав даже дышать, а лежавшего до того у неё под боком щенка поднять голову и настороженно прислушаться. Малыш уж было хотел возмущённо тяфкнуть, но девочка вовремя прикрыла ему мордочку ладонью, а после приложила к губам палец, осторожно перевернулась на живот и потянулась за лежавшей рядом на земле рогаткой.  Приподнимаясь на локтях, аккуратно отодвигая широкий лист лопуха, Мариан осмотрелась по сторонам.
Вытянув из тканевого мешочка, привязанного к поясу, шершавый глиняный шарик, девчонка положила его на жгут. Вчера они налепили с мальчишками таких самодельных снарядов целую кучу, а потом она сушила свои на улице под подоконником. Глина покрылась мелкими трещинами там, где её бока слишком сильно прогрело солнце, но зато отлично просохла.
Облизав пересохшие губы, Мариан прицелилась в сторону сломанного забора, но когда увидела знакомую чернявую голову едва сдержала досадливый вздох.
"Вот старуха Пепа обрадуется..." — опустив рогатку, она пригнула голову так, что щека касалась шершавой горячей земли, и наблюдала из под широкого листа за Карвером, точнее, его ногами — большего не было видно.
"И куда это ты?" — нахмурившись, Мариан выждала пока младший брат скроется в кукурузе и только после этого рискнула выбраться из своего убежища. Почти гуськом, на ходу отряхивая содранные коленки и локти, испачканные землей и зеленым травяным соком, она припустила следом, опасливо поглядывая в сторону дома старухи — как бы не выглянула.
А когда нырнула в спасительные заросли кукурузы остановилась и, обернувшись к косолапому щенку семенившему за ней, прошептала:
— Только. Тихо.
Мабари, смешно склонив голову набок, смотрел на неё темными и влажными глазами-бусинами.

Вот карга! Ведьма старая!
И надо же ей было выглянуть именно в тот момент, пока Мариан не скрылась среди стеблей кукурузы более, чем полностью?
Пригнувшись, старшая из детей Хоуков раздвинула тугие стембли и упрямо шагнула дальше, чувствуя, как кукуруза противится, не хочется гнуться под неосторожными движениями и, надламываясь, трещит.

Опасливо оглядываясь назад, девчонка приметила, что верещавшая старуха схватилась за грабли — неровные зубья были единственным, что она могла разглядеть, поскольку маячили они над зелеными широкими листьями. Тут уж вариантов было немного.
Наплевав на осторожность, Мариан припустила что есть духу вперед, понадеявшись, что сможет спрятаться, а потом и настигнуть брата, в маисовом поле. Больно хлестало по ногам и рукам, пару раз шершавыми листьями совсем неприятно ударило по лицу, пока девочка не заслонилась от потенциальной опасности рукой.
— Ай! — больно боднуло в плечо, сбивая с ног. Заныло в локте, на который она совсем неудачно упала, рядом грозно тявкнул щенок, чудом не попавшийся никому под ноги. Убирая с лица неровную чёлку, Мариан нахмурилась, тут же, не медля, попыталась подняться, но едва не упала обратно, когда из под стопы извернулся и выкатился. Девочка выругалась и тут же прикусила себе язык — не стоило давать Карверу хоть единый шанс прицепиться потом. Но об этом можно будет подумать и позже, когда они выберутся из владений Пепы.
— Не твоё дело!

Кукуруза закончилась внезапно, Мариан выскочила из ровной посадки и пробежала по заросшим сорняком грядкам к невысокому забору, за которым зеленела стена маисового поля. Из под ног прыснули в разные стороны потревоженные кузнечики. Следом увязалась туча серых мотыльков, но стоило перепрыгнуть обветшалый забор, как они отстали. Мариан оглянулась лишь для того, чтобы увидеть как Малыш пролез под нижней перекладиной и, не отставая, бежит следом.

Остановившись, тяжело дыша и на несколько секунд склонившись, оперевшись ладонями о полусогнутые колени, Мариан обернулась назад, но в поле не было больше никого видно и не слышно ничего, кроме свиста ветра и шороха листвы. 
Выпрямляясь и поравнявшись с Карвером, Мариан задала вопрос, который выгнал её из под спасительной тени лопухов и обещал теперь неприятности дома, благодаря ворчливой соседке:
— Куда собрался, мелкий? — заткнув рогатку за пояс, Мариан отряхнула испачканные в земле ладони и, послюнявив палец, размазала выступившую из ссадины на локте сукровицу.

— Завались, — мрачно отозвалась в ответ Мариан и фыркнула.
Пожалуй, можно было свернуть к реке, спуститься ниже по течению и присоединиться к ребятам, явно намеренным провести у воды всё время до самого захода солнца. В такие жаркие дни ничего больше и не оставалось, особенно если не хочешь, чтобы тебя припрягли к работе по дому или в поле. Но ей было интересно куда намылился её непутёвый братец, хотя Мариан и сомневалась, что при ней он решится осуществить свой план, каким бы он ни был, дернувший его лезть через обветшалый и старый забор старухи, который тут же приказал долго жить.

То, что Пепа будет жаловаться их матери и отцу — не вызывало сомнений. Оставалось только понять, перепадёт им обоим вечером или кто-то сможет улизнуть хоть от части наказания. Мариан тайком надеялась на защиту отца, потому что перед гневом Лиандры Хоук, искренне уверенной в том, что её дочь должна быть примером, и примером положительным, для младших сестры и брата, была абсолютно бессильна.

Остановившись следом, перестав потирать ушибленный локоть, Мариан склонила голову к плечу, мигом улавливая к чему клонит Карвер. Маленький говнюк, сломавшей старухе забор, явно думал спихнуть всю вину на неё. И девочка не сомневалась, что уж кто-кто, а мама ему точно поверит. Карвер для неё был золотым ребёнком, особенно на её фоне. Хотелось бы ей, чтобы она хоть однажды разочаровалась в своём "хорошем мальчике". Ох как хотелось!

— Пф, Пепа кричала "щенки", — с нажимом выделив окончание последнего слова, Мариан постаралась не выдать своего напряжения. Вместо этого указала на Малыша, с любопытством пытавшегося откопать кукурузный корень, — не думаю, что она имела в виду его. А что, один зассал отвечать за сломанный забор?
Не желая распространяться на эту тему, она обошла Карвера и двинулась дальше через поле. Неторопливо, чтобы вовремя среагировать на возможную попытку бегства со стороны братца. Раз уж вечером она получит по шее, то хотя бы планировала узнать ради чего вообще сунулась за ним следом.   

—  Так куда ты собрался? — повторила она вопрос, на который до этого не получила ответа. И тут же добавила, понимая, что может услышать то же самое, что и до этого, — не скажешь, так вернусь домой и сдам тебя отцу.
Не в её привычках было ябедничать, но выбора могло просто не остаться.

– Хм, – прищурившись, Мариан смотрит на прямую спину напротив, словно хочет пробуравить брата насквозь, только бы докопаться до правды.
На речку, значит, да?
– Тогда вместе пойдём, – пожимает она плечами и ускоряет шаг. А что? Не возвращаться же огородами домой, чтобы нарваться на жалобы старой Пепы и нагоняй от матери – лучше переждать эту бурю.
Минув поле, они спускались по крутому склону и оказались в тени, в густых зарослях, на тропинке; сквозь листву пробивались зеленые и золотистые пятна света. Над головой ярко синело небо. И на мили вокруг ничего не видно, кроме поля с пшеницей, травы и деревьев.
Сорвав колосок, Мариан высыпала сладкие зерна, покатала на ладони и принялась задумчиво жевать.

Берег реки бурлил от жизни. Детвора – все, кому удалось улизнуть от родителей – собрались в прохладе у воды. Были тут и те, у кого не было своей семьи, и они жили при Церкви, воспитываемые её жрицами.

– Эй, Плакса! – Мариан обернулась на чужой знакомый окрик, прищурилась от яркого солнца и козырьком подставила ладонь ко лбу, чтобы лучше видеть происходившее у воды.
«Плаксой» прозвали мальчишку эльфа, ровесника, а может на год младше или старше, Карвера. Серые глаза, пушистые каштановые волосы и неуверенная походка. Откуда он был – никто не знал, все питались только догадками да тем, что удалось узнать от родителей. Одни говорили, что он прямиком из леса, что те эльфы что в там живут и носу не кажут, дичатся. Да только вот бросили его, видать. Другие говорили, что его родители были бедняками и от того оставили младенца в корзине у дверей Церкви. Третьи, что это какая-то баба от эльфа понесла, а воспитывать отродье ушастое не решилась ровно настолько же, как и убить.
А вообще его звали Эйлад и, насколько знала Мариан, он был славный малый. Только вот общалась она с ним всего-ничего, чтобы другие ничего не подумали. Хотя через раз ей казалось глупым что с кем-то можно не дружить из-за одной лишь длины его ушей.

Окликнувший Плаксу был темноволосый, вихрастый и ростом на ладонь выше Мариан, хоть и был на целый год её младше. Звали его Шэмом.
Рядом с ним стоял светлый мальчишка, красный и весь обгоревший на солнце и во всём созвучный товарищу Рэм, подвела каких сыскать будет трудно.   
Были тут и Сим с Желькой – брат и сестра, схожие словно две капли воды, но с разницей в возрасте на два года – мальчишка был старше.
Сим всегда был живым и подвижным, словно ртуть. А от солнца у него по всему лицу разбежалась яркая россыпь веснушек. Желька же была похожа на облако в своём свободном простом льняном платье и с янтарно-русыми волосами ниже пояса. Держались они в стороне, хоть Сим лишний раз и храбрился почем зря, да влипал в любую затею вперед всех, да только с Шэмом ссориться и заступаться за ушастого – надо ли? А Желька – она ласковая, чуть-чуть капризная и пугливая, но пугалась она как правило всяких мелочей.

– Далеко собрался, сморчок? – с улыбкой, обещавшей лишь ему одному веселье, обратился к Плаксе Шэм и легонько, словно на пробу, толкнул его в плечо. Эльфеныш качнулся, словно тонкое деревце, а из рук его выпал чумазый котелок, который он драил речным песком. – Ну, чё скажешь, Плакса?