Dragon Age: Rising

Объявление

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
Ролевой проект по вселенной Dragon Age приветствует гостей и пользователей!
Система игры: эпизодическая, рейтинг: NC-17. Стартовая точка игры: начало 9:45 Века Дракона.

9.11.2018 NB Работа форума возобновлена. Желающим вернуться и восстановить свои роли и подтвердить свое присутствие просим заглянуть в перекличку.

ПОЛЕЗНЫЕ ССЫЛКИ
ТРЕБУЮТСЯ
Коул, Дориан Павус, Алистер Тейрин, Жозефина Монтилье, Мэйварис Тилани, Логейн МакТир, Варрик Тетрас, Себастьян Ваэль, Лейс Хардинг, Шартер, Бриала, Том Ренье, Вивьен, агенты Новой Инквизиции, Серые Стражи, агенты Фен'Харела, а также персонажи из Тевинтера.
Подробнее о нужных в игру персонажах смотрите в разделе Акций.
Ellana Lavellan
Эллана Лавеллан
Мама-волчица
| Marian Hawke
Мариан Хоук
Защитница рекламы и хранитель пряников

Cassandra
Кассандра Пентагаст
Искательница Истины в анкетах и квестовой зоне
| Anders
Андерс
Революционер с подорожником, борец за справедливость и правое дело.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Dragon Age: Rising » Летопись » [флэшбек] 12 Умбралиса 9:41 "Like brother, like sister"


[флэшбек] 12 Умбралиса 9:41 "Like brother, like sister"

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

http://sg.uploads.ru/atn3b.jpg
Дата: 12 Умбралиса 9:41
Место действия: Андерфелс, Вейсхаупт
Краткое описание сюжета эпизода: Обычно близким родственникам полагается обниматься и всячески радоваться после долгой разлуки. Но бывают обстоятельства, способные внести значительные изменения в протокол воссоединений.
Участники: Мариан и Карвер Хоуки

0

2

– Хоук...
Мариан не поднимает головы, словно вовсе не слышит,  и всё так же неотрывно смотрит в раскрытую перед собой книгу. Взгляд у неё усталый, склеры красные из-за полопавшихся сосудов.
Серьезная и сосредоточенная, она то и дело кусает обветренные губы, либо грызет кончик пера, которым делает пометки на пергаменте. 
Нет никаких гарантий, что она сможет что-то потом понять из собственных обрывочных записей и вообще разберётся в том хаосе, которым себя окружила. Здесь и пугающе толстые талмуды, которыми можно с легкостью убить, было бы только желание, и целый ворох исписанных мелким пляшущим почерком листов, часть из которых изгваздана неаккуратными чернильными кляксами. Среди последних прячется пришедшее вчерашним днём письмо от Авелин. Хотя "письмо" – громко сказано. Скорее короткая записка, полная мрачного предостережения касаемо её, Мариан, будущего. Охотная до чтения моралей, пусть даже в письменном формате, подруга на этот раз оказалась пугающе краткой в словах. Зная это Хоук стоило озаботиться этим вопросом. Ведь если даже Авелин не потрудилась подобрать лишний десяток слов, значит дело и правда пахнет палёным и следовало бы свернуть скромный скарб и уйти куда-нибудь в леса, поля или горы и там залечь на дно, лет так на десять.
Но вместо этого Хоук продолжала просиживать время за книгами.

Мариан знала что ищет то, чего просто не существует и это её раздражало и одновременно награждало ещё большим упрямством, с которым она подходила к делу.
Стоило уже смириться и просто отпустить ситуацию. Пережить так, как она пережила уже многое в своей жизни.
Но ещё тяжелее смирения со смертью было горькое осознание собственного бессилия.
Может быть, окажись она умнее, быстрее или сильнее, то всё было бы иначе?
Лавеллан же пробыла в Тени какое-то время и выбралась живой.
Она и сама там была.
Что, если Страуд смог если не победить, то спастись от Кошмара?
Что, если ему теперь нужна помощь?
Что, если...
Нужно просто найти больше информации, собрать её по крупицам и просто всё исправить.
За последнюю неделю Хоук написала несколько писем Варрику. Её интересовал якорь и его возможности, ей нужна была информация. Но каждое в итоге было сожжено вместо отправления. Мариан порывалась вернуться в Адамант, чтобы всё там хорошенько осмотреть и изучить. Может быть, на самом месте происшествия ей бы что пришло в голову? Может быть, она нашла бы хоть малейшую подсказку? В один из дней она собрала свои вещи и была готова отправиться в Скайхолд, но остановилась практически на самом пороге.
Каждый раз, когда она была готова сорваться её настигала отрезвляющая реальность. И при всём этом Мариан совсем не беспокоит, как смотрятся все её метания со стороны.

– Хоук!
Мариан резким движением поднимает голову и выпрямляется. На лоб падает криво подстриженная челка, а на щеке отпечаталось пятно – след кулака, на который она опиралась, пока читала.
– Давай потом, Сека, – несколько раз рассеянно моргнув, Защитница устало потёрла глаза. В скудном освещении библиотеки вид у неё был совсем измождённый. При ярком дневном свете это не так бросается в глаза. Особенно когда Хоук болтает всякие глупости, шутит по поводу и без и громко смеётся, – Что бы там ни было.
– Даже если в ворота постучится сам Архидемон?
Скупо улыбнувшись на слова худого и мрачного парнишки, Хоук придвинула ближе к себе том "Истинной опасности магии":
– Особенно, если в ворота постучится именно он. Передай ему, чтобы заглянул позже, скажем, никогда. Никогда – прекрасно подойдёт, я как раз буду свободна.
Меланхолично пожав плечами, рекрут снова оставил её одну – лишь тихо скрипнула прикрытая в библиотеку дверь. Выдохнув, Хоук поднялась на ноги и потянулась, чувствуя, как после долгого бездействия ноют мышцы, а голова просто идёт кругом не оставляя ни единого шанса на просветление.

+2

3

Доселе Карвер Хоук бывал в Андерфелсе только единожды, но, за те недели, что проторчал в Вейсхаупте по каким-то совершенно рутинным делам Ордена, успел возненавидеть это место так искренне, что год назад и не поверил бы, что когда-нибудь будет нестись в Вейсхаупт как ужаленный в зад.
А если бы кто-то сказал Карверу, что после прибытия, выловив и кратко допросив молодого и порядком перепуганного рекрута, рванет в местную библиотеку, успев только сдать лошадь на поруки местному конюху, решил бы, что этот кто-то выпил слишком много гномьего эля из тех красно-желтых грибов, что они выращивают рядом с Орзаммаром.

Самое сложное было - сдержаться. По крайней мере, пока. От того, чтобы, завидев до боли знакомый встрепанный затылок, не стиснуть ее в сокрушительных, как у медведя, объятиях, или не залепить такой же медвежий подзатыльник: в первые секунды Карвер разрывался между и тем и другим. Но, вместо этого, размашисто чеканя шаг, Карвер обогнул стол, бесцеремонно отодвинув в сторону стул напротив Мариан, шлепнул на стол и придавил ладонью в кожаной перчатке листок, исписанный убористым почерком Варрика.
- Я ехал сюда две гребанные недели, так что потрудись объяснить, что значит вся эта чушь.
К чести Карвера, его голос даже не дрогнул. Голубые глаза неотрывно сверлили лицо сестры, отмечая мельчайшие перемены. Сколько они не виделись? С тех дней в провонявшем отсыревшим пеплом и кровью Киркволле? И сколько времени от нее совсем не было вестей?...
Еще в те дни произошедшие с ней перемены ранили Стража в самое сердце, как (пусть и не с такой силой) ранило полученное ранее письмо с вестью о гибели матери, и осознание того, что Мариан справляется с этим одна.
А сейчас... Побледнела еще больше обычного. Осунулась. И вряд ли просто от того, что сквозняки да неудобная постель не дают выспаться.
Не так уж и удивительно, учитывая содержание письма Варрика, гнавшее Карвера из Киркволла, как пожар. Кто-то отзывался о Защитнице так, будто из нее можно было гвозди делать, и Создатель бы с ним, но если она и сама так думает, или, не приведи Создатель, действительно рвалась закрывать собственным телом чужих людей, разговор нынче будет долгий и вряд ли приятный.
"Херово выглядишь".

Сам-то вряд ли лучше. Последние несколько дней пути в этой треклятой моровой пустыне, которую гордо звали колыбелью Ордена и землей обетованной для паломников-андрастианцев, приходивших на поклон легендарному изваянию, дались Хоуку особенно тяжело. Черные волосы приобрели какой-то чудной медно-серый оттенок, будто поседели раньше срока: он угодил в пылевую бурю накануне, а на лице красовалась темная двухнедельная щетина, порядком Карверу осточертевшая. Это отец его носил холеную бороду, о которую так любила тереться щекой Бетани, сам младший Хоук предпочитал избавляться от этого украшения так быстро и кардинально, как только мог. В сапоги и под одежду набился вездесущий песок, он отвратительно скрипел под пластинами новой, но уже видавшей виды брони, и скрипел на зубах, сколько не сплевывай.
Разумеется, он чудовищно устал и был голоден: кусок вяленого друффало, которым заботливо снабдила Карвера в дорогу Авелин вышел уже на шестой день пути, как его ни экономили, а оставшиеся сухари давно стояли поперек горла. Но сейчас все это было даже к лучшему. Голодный и усталый - значит злой как порождение тьмы, а значит, не раскиснет, вздумай сестрица броситься ему на шею... или что там еще в этом бабьем арсенале припасено на такие случаи?

+2

4

Вернувшаяся за книги Защитница слышит, как эхо подхватывает отзвук тяжелых шагов. Стул стоявший напротив жалобно скрипит, когда его бесцеремонно отодвигают в сторону. А от того с какой энергией к столу был припечатан лист бумаги дрогнуло и без того робкое пламя свечи.
Хоук морщится, как от головной боли, прежде чем поднимает голову. В следующую секунду на её лице проскальзывает недоумение, словно всё это полная неожиданность.
Словно и не ждала.
Хотя последнее – про правду. Мариан просто знала, что эта встреча неотвратима. Но не имела ни малейшего представления о том каким образом и как скоро она случится. И вот.
Глаза напротив обладают невероятной глубины синевой, наполнены густотой и честностью настоящего летнего неба. Ни единого облачка.
И сердце словно сжимают в стальные тиски.
В какой-то миг ей мерещится, словно в волосы Карвера успела закрасться седина. Заглядывая в него, как в своё отражение, она поднимает руку и тянется к своим собственным, но обрывает движение и лишь потирает щеку. Наваждение сходит с приходом осознания, что это простая пыль.
Но это замешательство вынуждает Мариан сосчитать сколько они уже не виделись. С математикой с ходу не ладится и получается что-то около "много" или "давно". Совсем неопределённый срок и достаточное количество времени, чтобы почувствовать укол совести, потому что она не может припомнить и того, когда последний раз написала брату хоть пару строчек. Пусть даже самых простых и примитивных, не длиннее чем "Привет, у меня всё хорошо".  Но раз "всё хорошо" – не про неё, то сошло бы и "Я ещё жива".
– Так сразу? И никаких "как я рад тебя видеть" или объятий? – облокотившись локтями о стол, она наклоняется навстречу и ухмыляется. Скрывает за привычном манерой странную, робкую радость и подтачивающее её чувство вины, поводов для которой становилось всё больше.
С прищуром разглядывая стоявшего напротив мужчину, Хоук пытается увидеть в нём того младшего брата, который отпечатался у неё в памяти.
"Четыре. Четыре года прошло", – хотя по её мнению гораздо больше, но лишь из-за того, что последнюю их встречу она помнит как в тумане, в дыму.
За прошедшее время он возмужал. И не знавший их старшинства мог бы отдать пальму первенства Карверу, подвинув Мариан на позицию младшей сестры. И эффекта не портит (как бы не наоборот) даже его хреновый после долгой дороги внешний вид.
– Чушь? Неужели Варрик всё же написал повесть о твоей юности по моим рассказам? На это стоит взглянуть, – она потянула за край листа, прижатого к поверхности стола чужой ладонью. Благодаря Авелин она знает о содержании письма, но всё равно остаётся лишь догадываться, какими подробностями и какой дозировкой правдивости мастер Тетрас сдобрил свою писанину. Хоук понимает зачем Варрик это сделал, но уверена что не простит другу в ближайшее время его методов и того, как он решил столкнуть её и Карвера лбами. И хорошо, если не дойдет до буквального смысла.
Те, кому в этой жизни не посчастливилось водить знакомство с ними двумя всегда утверждали, что Карвер похож на неё. Имелось в виду, что внешне. Но на деле всё гораздо хуже – непрошибаемое упрямство и несгибаемая целеустремленность их роднят куда больше, чем цвет глаз, волос или однозначно схожие черты лица.
Мариан с улыбкой спрашивает, как бы между делом:
– Ты начал отпускать бороду?
И тут же, словно острую булавку, вгоняет в разговор короткое и веское:
– Тебе не идёт.

+3

5

- Ха, - со звуком, призванным изображать далекую от веселья и мрачно-саркастичную разновидность смеха, Карвер снял с потрепанного куска пергамента ладонь и придвинул стул назад к столу, - Ха, - с повторным, мужчина сел, отчего несчастный предмет мебели жалобно заскрипел под весом его полного облачения, - Ха, - и с заключительным, Хоук, уже с явным удовольствием закряхтев, вытянул под столом ноги, расслабив саднящую от усталости спину. А затем откинулся на спинку и преувеличенно демонстративным жестом сцепил на груди руки так прочно, что, казалось, будет сидеть в такой позе до конца света, и сам архидемон не сможет его передвинуть.
Хотя нет: спустя всего несколько секунд не удержался и раздраженно почесал заросший подбородок. Из перчатки на стол и завалившие его бумаги посыпались красноватые песчинки. Избавление от пресловутой "бороды" было одной из верхних строчек запланированных на ближайшее время дел, и тот факт, что Мариан указала на эту мелкую, но стабильно доставляющую неудобство проблему, не прибавило мужчине хорошего настроения.

Несмотря на его нарочито недовольный внешний вид, долгожданная расслабленность приятным покалыванием отозвалась в конечностях. Будь обстоятельства другими, он бы сейчас с удовольствием улегся на первую попавшуюся горизонтальную поверхность и продрых дня этак два, предварительно сожрав что-нибудь не меньше целого кабана.
Кто бы только дал такую роскошь, когда приходится отчитывать собственную старшую сестру, будто непослушного ребенка? Должно быть, это общий порок близких родственников, что родителей, что братьев: Мариан всегда будет для него шебутным подростком с вечно расквашенным носом и разодранными коленками, что играла с ним и Бетани в прятки в маисовом поле Лотеринга. И сейчас Карвер, внезапно для себя, напомнил себе собственного отца. Едва ли не впервые в жизни. Вот так ирония.
- Не заслужила ты объятий, - ворчливо пробормотал Хоук, испытавший от нахлынувших воспоминаний мощный порыв желания отвести взгляд куда-нибудь в пол или столешницу, лишь бы не смотреть ей в глаза, - Все-то ей хиханьки. Я готов понять, зачем было говорить Авелин держать меня чуть ли не взаперти все это время, я даже пойму, что ты опять смылась, никому не сказав ни слова, но, *лядь, Мариан, иногда я понятия не имею, каким местом ты думаешь и думаешь ли вообще.
Вот именно за этим Варрик и описал их приключения в, мать его, Тени. Как будто им было мало Виммаркской пустоши, чудовища, в которое на их глазах превратился чародей Орсино, и чертовых оживших статуй в Киркволле.  Именно за этим. Потому что, если и существовал человек, способный пристыдить эту женщину ее поступками, то именно он сейчас сидел напротив нее. А тот факт, что Страж и сам ходячая неприятность, которая постоянно лезет на рожон и кидается в самую гущу боя, сломя голову... что ж, речь сейчас не о нем. У Серого Стража по определению выбор, как жить, невелик, так что же не столь обремененной долгом сестре все не сидится на заднице?
Гарантии, что это убережет ее от дальнейших безумств, конечно, нет: Карвера Хоука никогда не отличал излишний оптимизм. Можно было только надеяться, что у него в запасе есть достаточно веские аргументы.

+3

6

"Не засчитано", – прикусывая нижнюю губу, Защитница отводит взгляд и обращает внимание на письмо Варрика, словно оно её действительно интересует.
Глупо было рассчитывать, что удастся свернуть от темы намечавшегося разговора так просто, за пару фраз. Приглядываясь к брату, Мариан пыталась "прощупать почву" и, на всякий случай, подбирала слова. Дипломатия никогда не была её сильной стороной, а искать себе оправдания Хоук не только не любила, но и не умела. Либо в лоб либо по лбу, третьего просто не дано.
Ей было бы легче, услышь она уже весь протокол обвинений, но Карвер ходит вокруг до около, от чего лишенная спокойствия и сна Мариан медленно заводится, чувствуя, как истончается терпение.
Поджав губы и облокотившись о спинку стула, она вчитывается в первые строки письма Варрика и понимает, что дочитывать это точно не станет.
Произошедшее в Адаманте было тем, к чему она хотела бы никогда не возвращаться и вспоминать, но не могла этого выкинуть из своих мыслей. Случившееся там было доказательством её ошибки. А разгребают это дерьмо совершенно не причастные к случившемуся люди.  Конечно никто не мог знать, что семейная проблема, тщательно сдобренная тайнами из прошлого, может обернуться чем-то подобным. Всегда можно закрыться подобными отговорками, но и это не по части Хоук.
– Что ты хочешь услышать? Как всё было? Так Варрик расписал в подробностях, что добавить мне будет нечего.
Сказать, что Мариан чувствовала себя отвратно – ничего не сказать.
Однажды она уже сбежала из Киркволла, просто не сумев примириться с тем хаосом, который возник вокруг неё, возник из-за неё.
Она искала спокойствия, но с жадностью ловила любые отголоски событий, происходившие во всем мире. Она вслушивалась в перемены и не знала что делать, пока уходила далеко на запад, а затем на север. Она сама не заметила в какой момент новая встреча со Страудом обернулась в дружбу. Может быть сказалось то, что он дал шанс её брату на жизнь, пусть даже и в рядах Серых Стражей. А, может, Порождения тьмы. Ничто не сближает так, как общая опасность и желание выжить. Мариан наплевала на взрыв произошедший на Конклаве. Несмотря на то, что её беспокоила судьба Варрика – она смогла удержаться на месте, не сорваться тут же в дорогу. Мариан наплевала на раненое небо и помогала разобраться в том, что происходило в рядах Серых Стражей. А потом пришло письмо от Тетраса, в котором упоминался Корифей. И Хоук показалось, что ещё недавно разорванное небо рухнуло ей на голову.
А сейчас она отсиживается в Вейсхаупте вместо того, чтобы помочь всё исправить. И ей стыдно.
Она понимает о чём спрашивает Карвер, но никогда не сможет дать ему чёткого ответа. Она действительно была готова остаться в Тени, дав остальным не только шанс на спасение, но и себе надежду на то, что этой жертвы будет достаточно, чтобы расплатиться за все ошибки. Эгоистичность этого порыва казалась ей настолько мелочной и тщедушной, что было до тошноты противно. Не могло же это быть единственным мотивом. Нет, никак не могло. 
За необходимостью помочь ордену Защитница спрятала свою беспомощность и сковывающее её бессилие. Тонула в беспокойных снах, наполненных ядовитым шепотом и вопросами, на которые не хотела давать ответы. Мариан не хватает чудовищной веры в то, что у неё всё получится. И хоть раз произойдёт так, как нужно, а не покатится по наклонной.
– Зачем ты приехал?
Письмо легло поверх трактата об истинной опасности магии, а Хоук поднялась на ноги. Отмерила несколько шагов в сторону, к одному из стеллажей с пыльными книгами, устало потирая переносицу. 
– Если только для того, чтобы говорить о произошедшем в Адаманте, то это пустая трата времени. Лучше проспись.

Отредактировано Marian Hawke (2016-08-06 23:44:24)

+4

7

Последняя фраза Мариан потонула в грохоте и крике. Кажется, он что-то опрокинул. Плевать.

- А что бы ты сказала, будь сейчас на моем месте!? Закрыла бы на все глаза и ушла!? Да я бы еще на твоем входе сюда вылетел бы в окно с со стулом в заднице, и Создателя мне в свидетели, тебе повезло, что я не способен ударить женщину! - только выпалив все это, Карвер осознал что поднялся на ноги и орет во весь голос, откровенно наплевав на то, что его сейчас может слышать половина крепости, среди обитателей которой хватало сплетников, для которых подобное - настоящее развлечение. Более того, Хоук понял надвигается на Мариан, неумолимо, как тень, хватает железной хваткой за предплечье, а затем - за оба, заставляя смотреть на себя.
Он и сам не понимал, что его так взорвало. То ли то, что он не видел ни объяснений, ни даже какого-то чувства вины, даже зная наперед, как искусно Мариан умеет зашоривать собственные чувства от всего мира, закрываясь улыбкой, как щитом, по прочности которому нет равных на свете.
То ли потому, что просто испугался. Испугался, что это повторится. Что она отказывается сейчас говорить, потому что снова что-то задумала, и он снова не будет иметь возможности что-то сделать, чтобы ей помешать.

Разница в росте и телосложении внезапно показалась абсурдно существенной. Ровно как и разница в физической силе. Подобного не случалось никогда, включая самые нежные годы, и, наверное, Мариан никогда не видела его в таком бешенстве. Встряхнув ее как котенка, Карвер продолжал. Тише, но ненамного. Зато гораздо взвешенней и осознанней, прекрасно отдавая себе отчет, как больно может быть от каждого из произносимых им слов.
Только вот это не та боль, которой нужно избегать, а, причинив ее, стыдиться. Это правильно, если сможет уберечь их обоих от большей.
- Ты всегда всегда сама принимала удар, ты понятия не имеешь, что это такое, получать сраные похоронки, и держать их в руках часами, отказываясь верить в написанное! Что значит быть в стороне, не имея даже возможности не только защитить близкого человека, но даже по-человечески с ним проститься! И прежде чем в очередной раз решать радостно прыгать в пропасть, потрудись напрячь голову, и подумать о тех, кому не все равно! О тех, кто будет испытывать то же самое, что и ты, когда не стало Бетани, отца, матери, кто останется в итоге один!

Карвер замолчал так резко, словно его окунули головой в воду. В повисшем звонком молчании осталось только тяжелое дыхание, краска понемногу отливала от его лица, оставляя за собой привычную бледность. Скрипнули зубы, мужчина зажмурился, замотал головой, заставляя себя успокоиться, и только тогда выпустил плечи сестры. Больше всего сейчас хотелось схватить ее и зареветь, как мальчишка, он был невероятно близок к этому... и все же не решился.
Или просто научился быть достаточно сильным за все эти годы, чтобы не поддаться подобному порыву. 

Вместо этого он просто потер переносицу и приложил ладонь к глазам, испустив тяжелый, полный горечи вздох.
Даже смешно. Наверное, никогда простое "не бросай меня" не требовало столько крика.

Отредактировано Carver Hawke (2016-08-07 01:03:20)

+4

8

"Не смотри на меня..."
Она никогда не видела брата таким. Карвер надвигался на неё, неумолимый, словно гроза, но Мариан не сделала ни единого движения, чтобы отклониться, уйти или попытаться остановить. Лишь упрямо вздернутый подбородок и плотно сжатые губы. Вспыхивающая боль там, где его руки касаются её и комом в горле застрявший ответный крик.
На секунду Карвер до ужаса и одури напомнил ей отца. На секунду ей стало по-настоящему страшно.
Лишь единожды на Мариан так кричали – в детстве. Малькольм, никогда не поднимавший на своих детей ни голоса, ни руки, в тот единственный раз сорвался. И сейчас Мариан почувствовала себя той беспомощной и босоногой девчонкой. Широко раскрытыми глазами всматриваясь в лицо брата, она видела за ним и в нём тень их отца.
А каждое сказанное слово ложилось как хлёсткий удар. Вгоняемые под сердце иголки.

"Прошу тебя, молчи..."
Ей не было так больно ни от одного упрёка матери, которые сыпались в иной день, как град в худшую из погод. Она злилась на неё за это. Злилась за то, что она остаётся крайней и виноватой; злилась, что она должна быть всем что-то должной; злилась за возложенную ответственность; злилась на её слабость. Но никогда – вслух.
Её никогда не задевали никакие слова и упрёки Карвера. Казалось, она и вовсе их не замечает, но каждое слово – гребаное каждое слово – запоминалось намертво. И она злилась на себя за то, что они почти никогда не могли найти общий язык.
Ей не было так больно даже тогда, когда мама умирала у неё на руках. Тогда было странно, непонятно, не реально. Больно стало позже. Катастрофически хреново. И теперь, когда ей бросали этим в лицо, она вообще не понимала, как всё это пережила. Почти одна.
Она хотела быть хорошей дочерью и хорошей старшей сестрой. А получилось, что её прозвали своей Защитницей совершенно чужие и безразличные люди ровно тогда, когда она теряла одного за других самых родных и близких.
Хоук никогда не угрожали демоны из Тени хотя бы из-за того, что у неё были свои, собственные.

Мариан зажмуривается, когда перед глазами всё начинает расплываться. До боли сжимает кулаки и делает прерывистый вдох, который рассекает звонкую, напряженную тишину. Внешний холод обжигает, а от внутреннего жара знобит. Воздуха не хватает и Хоук кажется, словно она находится под водой и пытается дышать тем количеством кислорода, которое в ней есть. А глубина давит, давит всем своим весом.
– Да что ты.. знаешь..? – слова становятся плотными и застревают в горле, их теперь невозможно выговорить, только выплюнуть. Тихо и хрипло, не сумев совладать сразу с собственным голосом.
– Что ты знаешь о невозможности защитить близкого человека?! – она не слышит того, как срывается на крик. – Ты понятия не имеешь, что это такое, написать сраную похоронку! Писать и переписывать! Часами подбирать слова и не знать, как это можно сказать! Да нахрена мне эта сила, которой боятся люди и из-за которой строятся Круги? В чём прок от этой мощи, если я не могу спасти одного единственного человека даже ценой своей собственной жизни? Что ты знаешь о том, как она умирала у меня на руках? Где ты был?!
Она замахнулась и сжатая в кулак ладонь ударила его в грудь, наплевав на доспехи.
– Я не смогла защитить Бетани! – короткий замах и новый удар, – Я не смогла спасти маму! – по пальцам разливается тупая ноющая боль. – Я не уберегла тебя!
И страшно представить, что могла совсем потерять. Навсегда.

Отредактировано Marian Hawke (2016-08-08 20:33:31)

+4

9

Бить Карвера в нагрудную пластину - все равно, что пытаться продолбить кулаком монолитную скалу: мужчина даже не обратил внимание на эти удары. Только вот последними словами Мариан будто отвесила ему пощечину.
Карвер так и застыл с приподнятой рукой, глядя в лицо сестре беспомощным и удивленным взглядом. До последнего отказываясь верить в то, что она сказала именно это.

Где он был?
Действительно.
Где?

Те дни его память сохранила в мельчайших деталях, с необычайной четкостью выделив и десятков точно таких же походов. Каждую шутку, которыми Страж перебрасывался в пути с братьями по оружию. Каждое порождение тьмы, павшее под его мечом. Путь назад, полный ощущения измотанности и удовлетворения тем, что он делает, ставшего его постоянным спутником. Уже в штабе ему дали в руки письмо, что пришло двумя неделями ранее, и он помнит, как стоял, окаменев, не слыша и не видя ничего вокруг себя. Долгие-долгие минуты, растянутые в часы.
А потом зачем-то пошел к реке и кидал в воду гальку до самой ночи, зная, что оставаясь в штабе либо разнесет что-нибудь, либо упьется вусмерть. Кидал и кидал, одну за другой.

В этот же момент Хоуку пришлось побороть самого себя. Проглотить обиду, убедив себя, что сестра сказала это просто для того, чтобы сделать ему больно.
Сделала. Не повод соскакивать с насущной темы. Не повод развивать это в полноценный скандал, где нет места аргументам, только бессмысленная борьба на одних эмоциях. Кто кого побольнее и посильнее ударит, пока оба не выдохнутся, и не разойдутся, чувствуя себя каждый как ведро с помоями.
Карверу пришлось сделать три глубоких вдоха. Не мальчишка. Взрослый. Вытерпит.

- Мариан, - звенящим от возмущения голосом начал он, - Уясни раз и навсегда, я сам не жилец на свете. Нам дают лет тридцать службы, после чего мы уходим на Глубинные Тропы и уже не возвращаемся. Из них я отпахал почти половину, и это не стоит никаких трагедий. Я служу, и я по-своему счастлив на своем месте, но все, что у меня осталось это ты да целая толпа таких же смертников, большего не светит. Все, что требуется от тебя - нормально жить, так как ни Бетани, ни я, ни родители, жить уже не сможем. За всех нас. Жить.

Вот так. Просто, как дважды два.
Тон смягчился сам собой, потеряв острые углы.

- Что ты делаешь вместо этого? Пытаешься бросить людей, которые любят тебя, каждый по своему, строить из себя долбанную героиню, наплевав на всех остальных. Кому от этого станет лучше? Мне - знать, что я сдохну и со мной умрет все, что в нас пытались вложить родители? Авелин в Киркволле пашет как лошадь, не имея времени на собственную семью, и постоянно сетует, что ты взвалила на нее эту ношу, и все-таки она побелела как мел, когда читала это письмо. И это только то, что я видел своими глазами... Страуд... был хорошим человеком, и, видит Создатель, я уже не смогу расплатиться с ним по счетам. Но он бы не простил себе, если бы остался жить вместо тебя.

+4

10

"Не жилец на свете..."
Жестоко. Что заставляет тебя говорить такие жестокие вещи? Озвучивать один из множества её личных и неотвратимых кошмаров?
Мариан мотает головой, словно это позволит ей избавиться от услышанного. Она не хочет допускать до себя подобные мысли.
Огромным усилием воли Хоук накрывает кипящий внутри себя котел из злости, обиды и раздражения крышкой, в надежде, что не рванет. Опускает голову и выдыхает.
Правда сейчас, как монета. Как ты не старайся, но у неё будет две стороны. Ровно на количество участников этого разговора.
Это не те ситуации, где применимо универсальное "Кто, если не я?". Чем она лучше, чтобы идти вперёд, оставляя их позади?
Мариан не хочет жить за других. Она хочет жить вместе с ними. Со всеми.
Хоук не знает, что может случиться завтра. Всё что угодно – это слишком много для неё одной, от того и тяжело с этим жить и стараться не возненавидеть собственное бессилие. Катись оно всё к демонам, но Мариан не знает, что хуже: когда херня случается с ней самой или когда она происходит с теми, кого она любит. 
"Это сложно", – но не сложнее, чем добровольно согласиться прыгнуть в пропасть. По настоящему трудно не оглядываться назад и не думать о том, что уже не вернуть.
Не вспоминать Лотеринг и того, как всё было до смерти отца.
Не признаваться даже себе, что по прошлому можно тосковать.
Ей просто выпала чёрная метка.
И даже если обойдётся без хлёстких ударов судьбы, то непременно будет что-то случаться; так, по мелочи. Чтобы не было пауз.
И в таком состоянии надо за что-то цепляться. Чтобы не унесло.

Когда близнецам исполнилось три, Бетани как-то спросила, догадывается ли она, Мариан, что её совсем любят.
Старшая сказала, что давно догадывалась, и поправила – очень любят.
Девочка не согласилась, ответила, что очень любит свою тряпичную куклу и лошадку на колёсиках, а старшую сестру любит совсем.
Со всем.
То есть действительно со всем – с хорошим настроением, с плохим, с дурной привычкой сначала рявкнуть, а потом разбираться, с тем, что ей не хочется с ними нянчиться, с тем, как она готова за них заступаться, с бесконечными побегами из дома, с содранными коленками, с неумением рисовать кошку, получающуюся похожей на глазастую сосиску, с умением заставить есть кашу, с немногими своими плюсами и несметными минусами.
Прошло почти пятнадцать лет с тех пор, как умер отец. Двенадцать лет, как нет её младшей сестры. И около семи лет со смерти матери.
Мариан порой о них думает. Они видятся ей прежними.
Всё, что осталось от её семьи, это брат, который на полном серьёзе заявляет ей, что однажды умрёт и оставит её совсем одну.
Со всем.
С болью утраты, со сквозным чувством вины, с осознанием несказанных слов, с воспоминаниями, с обречённостью жить дальше.
Глупо в её годы чувствовать себя сиротой.
Но вот чувствуется же.
Тяжело вздохнув, Мариан  не хочет поднимать взгляда и с тупым упрямством изучает грифона, распахнувшего широкие крылья. Она не хочет больше бессмысленных споров. И не хочет подобных разговоров. Она не знает, что может случиться завтра – и одного этого уже достаточно.
– Я тебя совсем люблю.
Со всем.

Отредактировано Marian Hawke (2016-08-08 20:33:35)

+2

11

В повисшем молчании пахло книжной пылью. И не понять, сколько времени один Хоук тупо таращился на другую, пытаясь найти подоплеку в ее словах, двойное дно, причину, попытку соскочить со спора, что угодно. Искал, но не находил.

- Тогда возвращайся домой, - хрипло ответил Карвер.
Когда он ехал сюда, то постоянно думал, что они с сестрой теперь совсем чужие друг другу люди. Эта мысль отзывалась в сердце странной, смешанной со страхом, тянущей горечью, не резкой, но меланхоличной, умеренно противной. Напоминающей на вкус прелые, лежалые сухари, которые он, бывало, выуживал с самого дна своего дорожного мешка во время особенно длительного перехода на Глубинных Тропах, и ел, когда не удавалось найти нагов себе на ужин.

Карвер ошибался.

Четыре года прошло, а он будто вчера с ней простился. Все такая же сумасбродка. И все так же умудряется оставлять его в растерянности, и непонимании того, как с ней вообще ладить. Или, что еще хуже, как вбить в эту чугунную голову простейшие истины.
Как, демоны ее разбери?
Карвера никогда не отличала изворотливость, интуиция или глубокое понимание того, что творится в чужой душе, потому что в его собственной все было до предела просто и понятно. Он был честен с собой, с окружающими, до предела прямолинеен и совершенно не способен испытывать сильные, длительные эмоции в вопросах, не касающихся его семьи. Даже с женщинами в последние годы было просто и не обремено обязательствами. Он действительно любил жизнь Серого Стража, не испытывая желания жалеть о чем-то помимо того, что не мог быть рядом с матерью, и сейчас не может быть рядом с сестрой.
И сейчас он попросту ее не понимал. Краем сознания ощущая то ли себя стоеросовой дубиной, то ли Мариан свалившейся ему на голову откуда-то с Луны, и отказывающейся понимать его. То ли она все пытается извертеться и убежать от темы, то ли это и правда диалог слепого с глухим.

- Возвращайся домой, - повторил он, с особенным усилием заставляя себя говорить жестче. Потому что говорил по той же причине, что и Мариан. Потому что не мог ее не любить. Потому что желал ей добра и счастья, уже недоступного ему самому, но размененного ей на что-то, что мыслилось Карверу как бессмысленное просирание собственной жизни. Когда тикают часики, отсчитывая дни до того момента, как в голове зазвучит Зов, невозможно не злиться на тех, кто сознательно отказывается от нормальной жизни, - Помоги Авелин, присмотри за Мерриль, она там так и ютится в своей лачуге. Выходи замуж, нарожай ораву Хоуков, возьми щенка. Я приезжать буду, как смогу. Подарю мелким настоящее грифонье перо, как только разведут их тут побольше.

Горько. И не так, как лежалые сухари со дна мешка.
- Хватит трагедий. Я устал от этого.

Отредактировано Carver Hawke (2016-08-09 01:06:35)

+3

12

Домой.
Звучит... странно. Защитница не стремилась возвращаться в Киркволл – город цепей был живым напоминанием всему тому, чего она лишилась сама и чего лишила других. Да и просто не хотелось жить там, где в лицо её узнаёт каждая собака.
Лотеринг? Хоук не знала, осталось ли от него вообще хоть что-то или было ли что-то за прошедшие от Мора годы восстановлено. Стоило бы туда наведаться, так, посмотреть... но и там было слишком много воспоминаний.
Зато если отталкиваться от того, где она жить точно не хочет, то из вариантов оставался целый мир за исключением двух точек на карте – выбирай не хочу. Значит, не клеилось с чем-то другим. Скажем, с собственной неготовностью серьезно осесть на одном месте.
Мариан вздохнула, поймав себя на том, в который уже раз за их короткий разговор.
– Ну-у-у, – озадаченно коснувшись затылка и ещё сильнее растрепав и без того лохматую голову, она натянуто улыбнулась.
Описанная Карвером картина была не так уж плоха. Проблема была в другом  – она сама же едва могла представить себя в таких ролях, как жена или мать. Но не стоит врать, что не пыталась, так, словно случайно. Без серьезных планов на жизнь.

– Не раньше, чем получу от Варрика известия о том, что Инквизиция сумела одержать победу над Корифеем. Тяжело, знаешь ли, строить дом, сажать дерево и выращивать сына, когда миру угрожает психопат с замашками бога.
Не перспективно как-то.
Неловкость недавнего молчания отпустила. Растворилась в воздухе и тишине вся недосказанность. Стало легче дышать.
– Ладно, не будем же мы тут до нового Мора так стоять? Пойдём, накормлю тебя с дороги, – Хоук первая направилась к выходу из библиотеки. Пыльные книги от неё точно никуда не денутся, а Карвера она не видела четыре долгих, но пролетевших слишком быстро, года. А уж тему для разговора можно найти и приятнее, чем взаимные обвинения, – Расскажешь заодно, что нового в чёртовом когда-же-он-рухнет-в-море Киркволле. Дядя Гамлен по прежнему такой же занудный сквалыга и скупердяй?

+1


Вы здесь » Dragon Age: Rising » Летопись » [флэшбек] 12 Умбралиса 9:41 "Like brother, like sister"


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно