Он ощущал страшное волнение.
Казалось бы, ведь не происходит ничего страшного или необычного – простой визит с благотворительной целью. Что может быть проще, ведь сколько до этого было свершено визитов? Великое множество. И среди этого великого множества Каллен никогда не испытывал такого переживания, что подло подергивало за ниточки, заставляя руки трястись, а мысли сумбурно творить бедлам в голове. Но был и большой плюс. Он отправлялся сюда не с горсткой солдат, а с обоими Тревельянами, тем более одна из них приложила огромное количество усилий с историей, в которой брал вершины лириум.
Это успокаивало. Так же, как и окружение. Пусть и немного, но здесь не ощущалось то напряжение: люди, коих и было не так много, казались умиротворенными. Каллен увидел женщину, что быстрыми движениями освобождала ограды от оков снега. Подняв взгляд обратил внимание на два силуэта, что прогуливались где-то вдалеке. До слуха с легкостью доносились отдаленные голоса мужчины и женщины, последняя уверенно хохотала, а мужской голос, кажется, с уверенностью поддерживал этот смех и был его причиной. Это звучало невероятно спокойно, но почему-то работало совершенно неправильно: командор все равно нервничал. Молчаливость женщины, что очищала ограду, нагнетала, отдаленный смех милой пары заставлял сжимать кулаки и растерянно глядеть по сторонам, только бы увести взгляд от здания, возвышающегося перед Инквизицией. Светлый камень? Мозаика? Нет, Каллен видел все в иных цветах. Но почему – до последнего понять не мог, ведь отказаться от лириума и вздохнуть спокойно это именно то, что привносит в жизнь новое. В этом здании были те, кто пошел по тому же пути. Те, кто переживал невероятную боль, испытывал жгучее желание бросить все и готов был усомниться в способностях, только бы вновь выпить лириума…
«Вот именно этого и боишься. Это больно, невероятно больно и тяжело», язвительно подумал командор, отряхивая плащ от прилипшего к подолу снега.
– С каждым разом как мы подходим ближе, я должен испытывать какие-то приятные чувства, верно? Скажем, гордость или, например, радость, да? Так вот, – Каллен поднял взгляд и осмотрел разноцветную мозаику, пестрящей яркими цветами, – у меня этих чувств нет.
Голос командора был слишком нервный, да и странный тон явно подчеркивал отсутствие радости и намекал на то, что у него в голове бегают далеко не нормальные жуки, упрямо подстегивающие его на сомнения.
– Мне почему-то кажется, что как мы зайдем в помещение, на нас бросят взгляды полные ненависти. Зная, как это болезненно и больно морально, в меня полетят все острые и режущие предметы. Но ведь оно того стоит, – переубеждая себя, продолжал Каллен, – когда тяга отступает, ты возвращаешься в мир другим. По-настоящему живым…
Посмотрев на Клэр и Максвелла, командор вздохнул.
– Если полетят все-таки острые и режущие, сочту за честь вас прикрыть. Создатель, я переживаю как ребенок, да?

Благотворительные визиты не были Максвеллу в новинку и нисколько его не тяготили. Проповеди в эльфинажах и раздачи хлеба в бедных кварталах вместе с другими преподобными братьями и сестрами являлись неотъемлемой частью его прошлого – той, о которой он никогда не жалел. Возможно, в Тревельяне говорил идеализм, но он считал правильным помогать нуждающимся. Именно этим – а никак не интригами и политикой – и надлежало, по его мнению, заниматься Церкви, чтобы люди признавали её авторитет, видели в ней опору, а не угнетателя. Невозможно силой заставить уверовать, но можно подарить эту веру другими путями. И порой пути эти вовсе не так сложны, как кажется.
К посещению лечебницы для страдающих от лириумной зависимости Инквизиция подготовилась тщательно: за экипажем делегатов следовало два обоза с гуманитарной помощью. Максвелл лично передал охранникам на воротах накладные на груз, но присутствовать при разгрузке отказался. Контроль – контролем, но идея провести на холоде несколько часов, заставляя содержателей и пациентов пансионата ждать, его не прельщала.
Центральную аллею, тянувшуюся от кованых ворот до парадного крыльца, с усердием чистила от тяжелого мокрого снега женщина. По раскинутому вокруг бывшего поместья скверу неспешно прохаживались люди – очевидно, пациенты. Глядя на них, Максвелл ощущал неподдельную гордость за старшую сестру, внесшую в создание этого заведения значительный вклад своими исследованиями. Он непременно сказал бы об этом Клэр, если бы был уверен, что её хоть сколько-нибудь волнует его мнение.
В высоких окнах пансионата то и дело мелькали силуэты облаченных в белые одежды преподобных сестер, присматривавших за пациентами. Отрадно было видеть, что Церковь не оставила в беде тех, кто жертвовал своим здоровьем и рассудком ради поддержания порядка в андрастианском мире, и поспособствовала созданию условий для того, чтобы они могли вернуться к нормальной жизни. От этих возвышенных мыслей Максвелла отвлекли его спутники, смотревшие на ситуацию с меньшим оптимизмом.  Судя по всему, на Каллена это место производило гнетущее впечатление. Впрочем, неудивительно – вероятно, оно напоминало ему о достаточно тяжелом жизненном периоде. А Клэр… Клэр просто, как обычно, всем оказалась недовольна. Максвелла даже не задел её приказной тон – настолько это было ожидаемо.
– Что же ты раньше молчала? – поинтересовался он таким тоном, что трудно было понять, серьезен он или шутит и, шагнув в сторону сестры, наигранно торжественным, почти дирижерским жестом откинул назад её вуаль.  – Я сегодня же закажу для тебя новую вуаль: нежно-розовую и невесомую, словно лепесток цветущего в оствикском порту миндаля. С перламутровым напылением – по последней орлесианской моде.
На секунду замолчав, Максвелл заложил руки за спину и добавил:
– Только учти, если мой подарок будет пылиться в шкафу, я сочту это оскорблением и перестану с тобой разговаривать, – впрочем, едва ли эта угроза показалась Клэр серьезной. Кто хоть немного знал нового Инквизитора, тот ни за что бы не поверил, что он в принципе способен молчать дольше пяти минут.
Но, помимо выбора кутюрье для заказа, перед Тревельяном стояла другая, куда более насущная проблема. Взять сюда Каллена было его идеей. Тот имел непосредственное отношение к ордену храмовников и успешно излечился от лириумной зависимости ранее. Его пример мог воодушевить пациентов лечебницы. Рассуждая в этом ключе, Максвелл совершенно упустил из виду то, что на командора это место способно произвести гнетущее впечатление по многим причинам.
– Каллен, – хоть внешне Тревельян оставался спокоен, в его ровном голосе чувствовалось едва уловимое волнение за товарища. С ним он говорил совсем не так, как до этого с Клэр, и этот контраст ощущался довольно четко, – если мысль о встрече с пациентами тебя тяготит  – можешь подышать свежим воздухом снаружи или подождать в экипаже. Не думаю, что мы задержимся здесь надолго.

Отредактировано Maxwell Trevelyan (2017-07-15 20:57:28)

Чем ближе они подходили к двери, тем сильнее нарастало беспокойство. Клэр казалось что она готова бросить назад, в экипаж, и запереться там до конца визита. Она бы очень хотела, чтоб предложение, адресованное Каллену, коснулось её. Но долг требовал ещё одной маленькой жертвы.
Её звание требовало слишком много таких жертв. Ей хотелось прекратить.
-Они будут смотреть на меня как на палача. Не у всех лечение проходит так, как у Каллена Резерфорда, человека огромной силы воли и крепкого здоровья. - она хотела сделать ему комплимент, но вышло это неловко и глупо. Каллен заслуживал благодарности уже потому, что выжил. Улыбающийся, полный жизни храмовник обнадёживал её - если он до сих пор жив и держится, то значит всё небезнадёжно. Значит, её труды не пропадут зря.
Хотелось попросить его взяться за руки, но это было бы слишком, слишком дерзко.
Он всего лишь пациент. Страдалец.
-Не у всех здесь такой... стоический разум, как у тебя. Они не изменились с лечением.
Вокруг царила идиллическая тишина, но Клэр не позволяла ей обмануть себя. Населявшие комнаты этого пансионата храмовники умели кричать и выводить даже самых сдержанных послушниц из себя. Здесь содержались даже те, кто не желал лечения и получал его против воли. Они ненавидели её. Она ненавидела их. Маг, проводящий эксперименты над храмовником, не может выглядеть в глазах последнего избавителем. Воины Церкви добровольно принимали в себя лириум. Лечение было преступлением против их свободы. Того, за что так рьяно сражались и умерли многие из магов Круга.
-Максвелл. - она едва не повысила голос на брата в приступе беспокойства. -Прошу...
Казалось, нервы вот-вот не выдержат, и с языка сорвутся заветные слова: "Я не могу, идите одни. Оставьте меня. Я забыл каково здесь и с ними". Но было слишком поздно.
-...не говори им о том, что теперь они свободны и прочую чушь. Прояви немного сочувствия. Когда-то многие из них ненавидели тебя и всё что с тобой связано. Они презирали Инквизицию и меня.
Без вуали это место казалось пронзительно серым и бесцветным. Снег отдавал утренней синевой, сиял между тенью пансиона и неярким солнцем. От людей шёл пар на свету. Клэр задержала взгляд на сияющей шевелюре Каллена, на которой луч солнца нарисовал пронзительный жёлтый нимб.
Это как никогда её успокоило.

Отредактировано Clare Trevelyan (2017-07-15 14:12:48)

Она не помнила имён пациентов, равно как и не запоминал ассистентов. Жрицы в одинаковы белых и жёлтых робах не отпечатывались в памяти чародейки, а бесконечные страдальцы были похожи один на другого. Изувеченные красными кристаллами, полные злобы и кричащие как дикие звери. Клэр предпочитала убивать демонов, а не сталкиваться с ними. Ей никогда не удавалось ответить на вопросы, которые касались поведения людей. И потому старшая Тревельян лишь злобно стиснула зубы, когда младший решил в очередной раз сострить на тему, о которой она предпочитала молчать.
Эти мужчины не умели держать язык за зубами, им не хватало твёрдости характера и убеждений. Роковая слабость. Мужчина, распускающий язык - одна из самых мерзких пород в этом бестолковом племени.
Клэр успела вежливо поклониться матери Августине и сдержаться от лишних реплик в сторону брата - это уже хороший результат. По крайней мере, у неё ещё остались силы на этикет.
-Августина. - обращение без формального именования титула, обязывающее к действию. Клэр слишком любила чувствовать себя способной указать человеку на его место. -Давайте пройдём внутрь. Мы здесь не ради формальности - исцелившиеся храмовники всё ещё беспокоят меня. Нужно показать этим двум молодым людям тех, кто... В определённый момент времени мог выступить против них, если бы не наши меры. И не скрою... - Клэр подалась вперёд, заставив Максвелла посторониться. Ей почему-то было сложно простить ему неуместную остроту.
Наверное, в ней было слишком много правды. Наверное, она задела за живое - но Тревельян не могла склонив головы признать это.
-...я опасаюсь рецессии в самом жутком виде. За прошедшие дни у меня возникло много мыслей по поводу терапии - и мне придётся опросить вас и девушек на предмет аномалий, которые могли возникнуть у пациентов в период моего отсутствия. Каллен. - она кивнул на сопровождавшего её храмовника. -Ему придётся побыть контрольным образцом. После обхода я приму решение - пройти усиленный курс лечения всем храмовникам, включая Резерфорда, или избавиться от него вовсе. Возможно, наш метод в корне неверен.
Некоторые вещи лучше сказать сразу, в лоб и без всяких церемоний.
-Милорд Инквизитор. Прошу простить меня за лишние меры предосторожности. Надеюсь, прогулка вместе с матерью Ровеной пойдёт Вам на пользу и позволит лучше узнать моих пациентов. - чародейка нашла в себе силы едко улыбнуться. Она небрежно склонила голову перед братом и вернулась на место позади него. За спинами мужчин пришлось говорить чуть тише, едва не шёпотом.
-Для нашего разделения, видимо, есть причина. Держите ушки на макушке.
Эта женщина могла справиться  со многими страхами и смело глядеть в лицо опасности, но природная осторожность не давала ей покоя - даже в самый спокойный, мирный момент она думала о имеющемся под рукой арсенале, как подлинный рыцарь чародей. Порой Клэр думала о том, что она предпримет если играющие во дворе, под окнами родной башни дети внезапно станут проводниками демонов. И у неё был ответ на этот вопрос.
Придётся ударить по ним через Завесу, без жалости и лишних сантиментов. Клэр не могла побороть давний инстинкт - даже чувствуя твёрдую почву по ногами, она ощущала себя так, словно всё ещё находится в плену иллюзий, в лапах одного из чудовищ. Жизнь мага полна неприятных казусов.
И кто знает, может это часть ещё одного кошмара?