Для того, чтобы забыть прошлое, порой стоит преодолеть очень большую пропасть. Эта пропасть никогда не будет безопасной, в ней найдется та черная сторона, что попытается сорвать тебя вниз, обманчиво нашептывая успокоительные слова. Каллен успел познакомиться с этой «темной» стороной сравнительно недавно, но зато ощутил все прелести принятого решения. Попытки отвлечься, самообман – всё это рано или поздно перестает работать и им на смену приходят мучения, которые сложно сравнивать с чем-то определенным.
Не смотря на все черные полосы, что тянется тонкими ниточками и увиваются в клубок, он находил в себе силы действовать. Идти вперед, принимать важные решения, оспаривать то что считает неверным или опасным. Но порой такие действия приходилось ставить под сомнения.
Каждая новая беда, что вспыхивала на горизонте отдавала красным свечением, пульсировала и едко ухмылялась, призывая поверить в её мощь. Порой он верил, сдавался и ненавидел себя за это, но… время помогало. Оно лечило, события настоящего уверяли в обратном, случались чудеса, не уверовать в которые было слишком сложно. Такие моменты некоторые называли маленькими мгновениями радости, открывшимися столь внезапно, что отказываться от возможности испытать их было бы ошибочно.
Он поверил той весточке, что получил. Поверил слухам и поддался вперед, хватаясь за нечто невозможное. Храмовники поддавались власти той заразе что незаметно поедала Орден. Исковерканный, порченный и предавший сам себя – такой Орден не имел права к существованию. Но ведь не все были такими, не каждый храмовник слепо верил сладостным сказкам и лжи, что заботливо окутывала их и нежно нашептывала обещания на ухо. Каллен знал, что есть те кто верит в истинные ценности, кто умел разделять веру, не делая из неё что-то фанатичное, как когда-то сделал он. И ему повезло не ошибиться в том, что разумные люди еще были в этом мире.

Дождь закончился почти так же незаметно, как и начался. Сильный ветер не прекратил своего натиска, а холод, клацающий острыми зубами, неистово продирал до костей. Погода не мешала попыткам людей спрятаться за теплыми одеждами, она действовала изысканнее, считая свои долгом доказать, что Ферелден – вовсе не теплейшее место в мире.
Бесцельно потирая друг о друга ладони и пытаясь согреть их, Каллен внимательно выслушивал рассказ одного из храмовников, кому довелось стать свидетелем предательства.
– Больно много тайн стало появляться, одни шептали что перевороты, другие, что орден наоборот только расцветает и грядут перемены, третьи вообще витали в облаках и считали, что всё нормально. Нор-маль-но, а? Какого слышать такую фразу, когда перед глазами и вправду творился бедлам?
Коренастый храмовник, блиставший рыжей бородой, хмыкнул, продолжая ворошить длинной палкой угли.
– Приказы, постоянные отрывки фраз и многообещающее «всему своё время» – всё это и есть причина. Как можно глядеть на… предательство? Не знаю я, что именно происходит, не понимаю, но… есть моменты когда твоя вера не может пошатнуться и ты знаешь, пора бежать. Предатели? Не тут-то было! Предатели там остались, бедлам был, бедлам и будет.
– Что-то мне это напоминает, – буркнул Каллен, потирая затылок.
– Нам это тоже много что напомнило, вот и решили бежать. Числом нас мало, по пальцам пересчитай, но толк есть. Знал же каждый, верно, парни?
Рыжий поднял палку, обводя ею небольшой (истинно небольшой, но ценный для Каллена) отряд. Хмурые мужчины кивнули, не считая нужным произносить ни слова. Ни один из них нет понимал, стоит ли радоваться уходу и стоит ли праздновать переход к стороне, что могла что-то поменять? Никто не знал, могла ли.
– Первоначально я думал, что слухи. Десять вариантов историй и одна краше другой, не понятно было за какую нитку цепляться, правду про вас говорили или нет, – Каллен поднял взгляд.
– Нам главное…
– Я знаю, что главное. И знаю, что всё делается не зря. Если бы не было смысла, то отказался бы от предложения, которое мне выдвинули. Бороться есть за что. И Инквизиция борется.
В этот раз никто не проронил ни слова, потому что отвечать смысла не было. Каллен, вновь ощутивший головную боль, поднялся на ноги. Рыжий поднял голову, нахмурился, прекрасно понимая как изменился в лице командор.
– И что-то ты не договариваешь, Каллен. Мы хоть и рассказали всё, что знали, хотя по сути это так, слухи да суеверия как говорится. Но придумывать в такой теме не хочется. Пользы от нас никакой в плане информации, только в деле. А вот ты как скрываешь что-то.
– Всё что надо, я сказал. Остальное – моя беда, которая никого не коснётся. Ты достаточно меня знаешь, чтобы быть уверенным в каждом слове. Вернемся в Убежище, приступим в работе, дорога пусть и сравнительно долгая, но… – он прикрыл глаза, потер лоб, вновь справляясь с болью. – Мне нужно немного времени и отправимся дальше.
«Твоя беда, Каллен. Определенно твоя», – ехидничал внутренний голос, словно демон, пришедший к нему вместе с лириумом, - «предать себя и предать Инквизицию, вновь показать что ты не справляешься с прошлым, что висит на тебе как клеймо. Решил отказаться от лириума? Он нужен. Нужен, чтобы двигаться дальше, чтобы помнить о прошлом и нести эту ветвь позора».
Он покачал головой, отошел в сторону от товарищей, которых вел в Убежище. Сложно было поверить в то, что они не будут полезны. Кассандра согласится, он об этом знал. Эта вылазка была нужна ему, чтобы помочь тем, кого он знал чертову тучу лет.
Голова вновь разразилась болью. Тягучая и противная, она отдавалась глухим эхом в висках, затылке. Каждый день был тяжелее, постоянный волны то боли, то спокойствия. Не хватало пинка под зад, чтобы забыть об этом. В себя его немного вернул резкий порыв ветра, взбунтовавший плащ, что хлопал за спиной. Дикий холод помогал, но не так как хотелось бы.
Уже покидая товарищей и углубляясь в тернистые лабиринты леса, он медленно двигался вперед. Боролся с болью, искал как от неё отгородиться. Думал, не вспоминал. Медленные шаги и без того периодически прерывались остановками, во время которых он облокачивался на стволы могучих деревьев, ждал и вновь двигался вперед. Прогулка нужна была для успокоения. Вновь подул ветер, где-то закричала птица, а потом – журчание воды.
«Создатель, как же это раздражает», он ухватился обеими руками за голову, поддался вперед и вновь прислушался.

Головная боль не была такой простой, какой порой казалась. Каллен успел выудить из этого понятия несколько специфических аспектов: стоило ему сделать шаг, как боль в висках усиливалась и словно бы долбила маленькими молоточками, призывая услышать её и понять; стоило ему выпрямиться, как боль плавно успокаивалась, но подгрызала, впивалась тонкими зубками и рвала внимание на себя; стоило тяжело выдохнуть или вздохнуть, как боль утихала, затем словно бы взрывалась от собственного крика и счастья. Резерфорду такие наблюдения не нравились совершенно. Свободную правую руку от головы он был просто не в состоянии убрать. Каждый шаг – это возможность нажать на виски, немного притупить неприятные ощущения, утихомирить их и позволить себе двинуться дальше. Куда? Создатель раздери, ему было все равно куда. Лишь бы подальше от боли.
Журчание воды, что он слышал ранее никак не унималось. Каллен воспринимал эти звуки в раздражении, порой резко делая шаги, бурча себе под нос невразумительные фразы, бросаясь шепотом ругательствами. Но в этом журчании было и спасение. Вода – прохладная, способная немного охладить голову, помочь, стоило только окунуть в неё руки и приложить их после ко лбу, вискам. Сложно было упускать возможность к такому эксперименту, ведь вдруг поможет?
Не смотря на четкое ощущение совершенного одиночества, его кольнуло сомнение. Один ли? Не важно, сейчас больше всего волновала вода и головная боль. Плащ предательски цеплялся за колючие ветки кустарника, но Каллена это не останавливало. Несколько уверенных шагов позволили ему выйти на своеобразный берег. Здесь было грязно, под ногами то и дело хлюпало, но журчание воды… такое противное, такое спасительное не могло удержать его от желания опуститься на корточки, аккуратно протянуть руки к прохладной влаге и наконец-то поднести их к лицу. Вода больно уколола теплую кожу, холодными каплями стекая к одежде. Ему стало легче. Совсем немного. Если бы была возможность осмотреть себя в отражении, Каллен бы изумился бледности и какому-то нездоровому виду… но тучи, погода – всё это огородило его от беды. А глупость уверенно натолкнула на новую беду.
Уже поднимаясь на ноги и довольствуясь постепенно отступающим ощущение боли он наконец-то заметил то, что обязан был заметить раньше. Намного раньше, даже до того, как вышел из-за кустов. По правую руку от него, на большом валуне покрытым мхом, красовалась чужая одежда, не сказать что небрежно разбросанная. А вот впереди, точно перед изумленным лицом командора красовалась девушка. Что особенно важно и кошмарно – нагая.
– Создатель… – забывая напрочь все доступные слова, Каллен поднял руку и прикрыл ею глаза, параллельно опуская голову. Его сапоги сейчас были в тысячи раз интереснее. Определенно. – Я не… это не…
Путаясь, стыдясь и вообще краснея, командор неуверенно переступал с ноги на ногу.
«Какой нормальный человек будет купаться в такую погоду?», вполне логично подумал Каллен. Он даже не смог сообразить, что нагой человек или нет, но он может представлять опасность.

Чувство стыда, которое испытывал Каллен, любезно поделилось властью с сомнением. В мире, который окружал его, существовало невероятное множество странного и всё еще не доступного для изучения. Нельзя сказать, конечно, что нагая женщина или дух (в чем командор сомневался) представляли для него нечто новое, но все-таки ему было не по себе. Таких ситуаций в его жизни было мало, невероятно мало. Он не знал как правильно себя вести, хотя считал одним из самых верных решений ретироваться. Отступление не всегда было плохим вариантом для действий, пусть и чаще всего открытым к осуждению.
Всё так же прикрывая взгляд, он нашел силы отступить на шаг назад. В этот момент под ногой неприятно треснула ветка, а кусты и деревья зашумели от порывистого ветра. Он мог бы и отвернуться, но считал это одной из самых глупых затей в мире. Дух, человек, эльф или кто бы перед ним не был – любое создание могло представлять угрозу.
– Сомневаюсь, что духам нужна одежда, – тихо буркнул себе под нос Каллен.
Свободная рука все-таки легла на рукоять меча, сам он попытался приоткрыть глаза, но не смог. Рукой в этот раз он их не закрывал, как отвел, так и не решался вернуть обратно. Глупая, бестолковая и опасная ситуация поставила его под пресс огромной опасности.
– Я не могу позволить себе отвернуться. То есть не в плане что… мне нравится или… нет, мне совершенно не нравится… имею ввиду что… – особо не думая, но проговаривая все вспыхивающие мысли, он крепче сжал рукоять меча. – Создатель, просто оденьтесь. Я не верю, что в столь холодную ночь кто-то станет купаться в озере. И этот кто-то не будет представлять опасность.
Каллен открыл глаза, поймал взгляд рыжей, при этом упрямо не упуская их из виду.
– Так же не верю, как и в то, что это всё хоть чуточку нормально, – уже шепотом добавил он.
В голове вновь зазвенело, виски взорвались от боли. Каллен скривил губы, поддался вперед. Но устоял. Ноги держали его крепче обычного, потому что от всей ситуации тело будто бы сковало. Скрывать стыд как и боль было невероятно сложно, но он неплохо справился для этого раза.
«Смотреть в глаза, при этом ждать выпада… как это возможно?», в уверенной панике, командор и вправду ждал беды больше, чем верил всей нелепости ситуации. «Может не только от постоянного принятия лириума сходят с ума, но и отказываясь от него, так же медленно теряешь рассудок?».
Едкая мысль пролетевшая в голове. Неприятная, колючая, смешанная с болью в равных пропорциях. Перед глазами не иначе была пелена. Ему требовалось убираться отсюда, возвращаться к храмовникам и в Убежище, потому что в той слабости что окутывала без лириума, мир менялся. Острые ощущения прятали многие мелочи, после которых Резерфорд не только уверял себя в том, что затея была глупая, но и не видел опасности. Нужно было возвращаться.

Каллен еще мог бы поспорить, что именно нормально, но вот посчитал, что данная возможность совершенно лишняя. И без того в голове крутились миллиарды мыслей, он испытывал неисчислимое количество видов боли, начиная от мягкой и нежной, заканчивая неслыханно жесткой и агрессивной. Вместе с этим, его так же волновала и девушка. Верить ей причины не было совершенно, тем более отпускать рукоять меча. В каком-то смысле держаться за оружие было для него неким спасением, тоненькой ниточкой, что придерживала боль и пока еще оставляла ясным рассудок.
Не смотря на вихрь, что метался в голове, он следил. Не мог себе Каллен позволить отвернуться и прикрыть глаза, как бы ему самому этого не хотелось. Правда, он юлил. Иногда поглядывал в сторону, смотрел на воду, отражение или же поднимал взгляд и молил хоть какую-нибудь ночную птицу пролететь в небе, дабы отвлечься от женщины, далеко не одетой. Однако, время сжалилось над командором. Рыжая одевалась, довольно быстро, а Каллен позволил себе наконец-то изучить землю под её ногами. Намокшую, но всё такую же холодную. Её босые ножки ступали по ней без какого-либо препятствия, совершенно спокойно, словно бы на улице не было насколько холодно и мерзко. Каллен же, наблюдая за этим, ощутил как по спине пробегают мурашки, напоминая, что он сам не особо и окутан теплом, не смотря на попытки спрятаться от холода одеждой да доспехами.
Между тем девушка задала резонный вопрос, вполне подходящий к ситуации. Нет, он не собирался, но при этом не был готов к резкому изменению ситуации и этой… нелепой встречи. Да, именно нелепой. Осторожность и внимание – безумно важные аспекты настоящего.
– Отрицать я не могу, – вполне честно ответил Каллен, переставая тереть рукой висок. – Мне неведомы ваши намеки и мысли. Не скажу, что кто-то другой поступил бы иначе на моем месте.
Хотя… ошибаться свойственно каждому. Мир был далеко не добрым, а вот миниатюрная рыжая девушка могла бы напороться далеко не на него. Упрямого и наконец-то переставшего краснеть.
– Ингрид, – словно бы убеждаясь в правильности произношения, повторил Каллен.
Он сделал паузу. Очень долгую, позволившую ему прислушаться к окружению.
Их окружала только дикая природа, и как бы Каллен не пытался найти подвох, что приведет к засаде, но пока никак не мог зацепить хоть одну причину.
– Одна. В лесу, принципиально не принимающая все ужасы холодной воды, а также погоды. Простите, Ингрид, но это очень подозрительно. Да и не менее странно, – он попытался снисходительно улыбнуться, но не смог. – Мне не хотелось так вторгаться. Совершенно. Это была вынужденная ситуация, поэтому я обязан принести свои извинения вам.
Каллен не знал как себя вести. Причины опасаться вроде бы и не было, но… почему-то хотелось верить в то, что это не простая нелепая ситуация, не простое стечение обстоятельств. Она не выглядела испуганной, не выглядела загнанной в угол. Наоборот, вопреки всему, была вполне открыта. А вот Каллен стоял нахмурившийся, говорящий ломаным голосом, неистово борясь с болью и стыдом. И стыд этот умолял поверить в подвох.