Поначалу идея писать истории о том, чего нет, о тех, кого нет, когда жизнь вокруг пишет себя сама, навсегда оставляя свой отпечаток в Тени, казалась Коулу странной, во многом неправильной. Лишь много позже он увидел, что за историями Варрика стоит больше, чем просто тщеславное желание привлечь читателей. Сначала пропитанные запахом чернил, воска и бессонницы листы были сухими и мертвыми, но стоило руке с легким пером расписаться, прочувствовать слог, открыть секреты героев, поделиться их радостями и болью – и история оживала. Завеса колебалась, жадно ловя извив каждой буквы, чтобы отразить происходящее по другую сторону. Осознав это, Коул частенько стал наблюдать за Варриком во время работы: ему нравилось смотреть, как тот сутулится за письменным столом, снимает круглые очки, трет покрасневшие от усталости глаза, и ощущать, как строчка за строчкой строится, подобно каменной стене Скайхолда, новая история. Смотреть за читателями оказывалось ничуть не менее интересно. В их головах истории отражались ярче, события и герои обретали очертания, и Коулу казалось, что он сам читает книгу, но с движущимися картинками. У каждого читателя история имела свой собственный привкус, одни герои чувствовались ближе и острее, другие терялись, расплывчатыми контурами пробегая по шуршащим страницам, не оставив после себя отпечатка в чужой душе.
Интереснее всего было наблюдать за Кассандрой: она читала книги Варрика, как никто другой не читал. Объяснить это было трудно, но почувствовать совсем несложно – картинки были ярче, выдуманные люди реальные, и в описываемых событиях она словно сама участвовала. Устроившись на балке снаружи так, чтобы открытые ставни не дали Кассандре увидеть его, Коул внимательно прислушался к шороху страниц и отголоскам текста в чужих мыслях. Сэр Тракс был неплохо ему знаком: многие в Скайхолде о нем читали. Видели, впрочем, все по-разному: в воображении одних Тракс становился жестким, железным человеком с маленькими усиками, другие представляли высокого, лицом схожего с выдрой храмовника с ворохом нетронутых сединой смоляных кудрей. У Кассандры он был иным – прямые черты подчеркивала строгая прическа из зачесанных назад волос, мужественный профиль сочетался с мягким спокойным выражением лица, а в глазах с чуть опущенными уголками затаилась мудрость веков. Столько прильнувших к зачем духов хотело бы стать им...
Но образ, ясный, почти осязаемый, вдруг дрогнул, пошел рябью, будто водная гладь озера у водопада, и в груди кольнуло острием чужой боли: это Кассандру ранила его внезапная смерть. Оставить ее в полумраке кузницы один на один с этой болью Коул не мог. Нехорошо это. Неправильно. Несмотря на внутреннюю силу она умеет сострадать ближнему,  а кто разделить с ней ее горе, если не Коул? Под стук книги о стену он просунул голову в окошко, так что слишком просторные полы шляпы согнулись, зажатые в прямоугольнике рамы.
- Жизнь, как круги на воде: бурная и яркая сначала, потом все тише и тише, - пробормотал он, спрыгивая на дощатый пол, - и совсем исчезает. Но вода чиста и прозрачна. Он прожил достойную жизнь, - сочувственно погладила Кассандру по плечу, подвел итог Коул. – Жаль, что Доннен не смог попрощаться с ним.

Это «жаль» было емче тысяч слов сожаления. В простом сочетании звуков Коулу слышалось больше, чем печаль по вымышленному герою. Люди не любят прощаться, отчего же им больно от невозможности проститься с кем-то близким, дорогим, просто небезразличным? Спрашивать про это у Кассандры Коул не стал, потому что почувствовал, как получится неуместно. И про ее братьев и сестер по Ордену смолчал. Кассандра была из тех, кто способен пережить свою боль: не хранить внутри бережно, боясь притронуться, а переступить через нее и идти дальше. Порой и ее требовалось поддержать под руку, чтобы она смогла сделать этот шаг, или, напротив, одернуть, чтобы не взвалила на себя лишнего. Как будет лучше сделать сейчас, Коул сомневался. Обогнув Кассандру, он поднял переливавшуюся бронзовым заголовком книгу с пола, открыл ее на случайной странице, глядя на них, как подмастерье в сложный учебник: сосредоточенно-непонимающе. Люди черпали из книг мудрость, искали и находили в них ответы на свои вопросы, подсказки. Только Коул ничего из названного не обнаружил: перевернутая вверх ногами книга в его руках молчала, она превратилась в обычную стопку бумаги в тот момент, когда Кассандра бросила ее в стену. История не была настоящей, такой ее делали читатели, превращая чернильные отпечатки на сухих страницах в настоящий мир, будоража даже Тень.
- Но сэр Тракс, - за ту прекрасную историю, которую показала ему Кассандра, Коулу захотелось рассказать ей о том, что ощущает он сам, но он даже не задумался о том, что его слова могут быть поняты неправильно, - не погиб. Не навсегда.
Он снова оживет, стоит только перелистнуть страницу назад или вернуться к чтению первой части, его навсегда запомнили читатели и Тень.

Получилось нехорошо, потому что Кассандра неправильно трактовала слова Коула, испытав разочарование от раскрытой сюжетной интриги, которой на самом деле не было: сэр Тракс умер не по-настоящему только для своих читателей, но в книге, для Доннена, для своей дочери и магини Грейс, его не стало навсегда. Счастливые моменты и черные дни своей жизни он будет проживать снова, покуда люди не потеряют интерес к книгам Варрика, но только те, что случились с ним в прошлом. Сюжет ветвится, словно плющ по стене, витиеватой строкой из-под руки писателя выходит жизнь, новая, непредсказуемая, в которой сэра Тракса больше не будет. Но Кассандра, несмотря на то, что решила, что ей раскрыли концовку, так воодушевилась этой новостью, что Коул не хотел ее расстраивать, но неумение и нежелание лгать, пусть во благо, взяли над ним верх.
– Не читал, - откровенно ответил Коул, перелистнув книгу на несколько страниц вперед. – Другие читали, представляли, предчувствовали, ощущали себя обманутыми, но от этого неожиданный финал впечатлял только сильнее, - он провел пальцами по черно-белой иллюстрации, на которой Доннен разговаривал у здания ратуши с инспектором К. Лленстрейдом, нередко вмешивающимся в его расследования и всегда знавший, что преступник… есть.
А может быть, Коул и не ошибся вовсе. Вернее, не ошибся, ошибившись, ведь Кассандре показалось, что вернуться живым в следующей книге, обманув своих врагов и читателей, было бы в характере сэра Тракса. Ее уверенность передалась ему тоже, а продолжение он вправду не читал, чтобы знать наверняка. Разведя пошире страницы, Коул поднял книгу на вытянутых руках таким образом,  широкие поля шляпы не заслоняли написанное. Склонив голову набок, как ворон Лелианы, он пробежался глазами по тексту. Книги сложнее, чем люди. По людям многое видно, понятно, их действия можно предсказать на несколько мгновений вперед. А все, что Коул мог увидеть в этой книге – это то, что когда-то она была деревом в густом лесу. Солнце пробивалось сквозь листву, в ветвях резвились птицы и зверьки. Потом люди повалили его, сделали доски для корабля, оставшееся пустили на бумагу. По ней было видно прошлое, но не будущее, не то, что произойдет дальше на ее страницах. Это было странно.
– Почему ты не хочешь знать, что будет дальше? – Коул закрыл книгу и протянул ее Кассандре. – Разве не для этого ты читаешь?

Коул задумчиво изучал взглядом обложу книги в руках Кассандры, пытаясь понять, что она имела в виду. Вопросы вызывало то, что он слышал и то, что чувствовал. Много вопросов.
- Обидно, когда книжка закончилась совсем, – он слегка склонил набок голову, глядя Кассандре в лицо со сдержанным интересом, не имеющим ничего общего с любопытством, - или когда она закончилась для персонажа? – тогда почему Кассандру огорчила новость о том, что сэр Тракс не погиб?
Это и в отношении людей справедливо? Полукругом обойдя комнату, Коул сел обратно на подоконник, одну ногу уперев в раму, вторую свесив на улицу, чтобы можно было стучать каблуком по несущей балке снаружи. Кажется, он понял.
- Многих это расстраивает, - Коул выглянул во двор, и со стороны могло показаться, что он боится смотреть собеседнице в глаза, потому что собирается затронуть болезненную тему. – Одни мирятся с этим, другие пробуют сами придумать это «дальше». Для людей тоже. Представляют, как могло бы быть. Как должно было быть. Как было бы правильно.
Он ссутулился, облокотившись о согнутое колено, повернул голову к Кассандре. Неожиданно это ощущение показалось Коулу очень знакомым, как будто он сам проделывал то, о чем говорил, множество раз. Или однажды, но отчаянно, через боль, так, что оно забылось, но оставило рубец в памяти.
- Но от этого только больнее, потому что нет никакого «дальше». Они сами это понимают, но не хотят верить.