Беспокойный огонек свечи дрожал, метался из стороны в сторону, будто бы танцовщица, играющая одну из самых трагических ролей, преисполненная душевных терзаний, а потом, замерев на один миг, потух, оставив о себе в напоминание лишь тонкие струйки витиеватого дыма, который, впрочем довольно быстро исчез, растворившись в воздухе.
Жозефина улыбнулась — сколько Скайхолд не ремонтируй, но время, величайший созидатель и разрушитель, все равно будет забирать свою дань; посему от сквозняков, пусть даже малых и незаметных, нельзя никак избавиться, а значит и свеча гаснет, только лишний раз потревожь, пусть сравнение и несколько гиперболизировано, в особенности в теперь, когда в замке действительно происходит, а где-то уже и произошел настоящий ремонт (а не в стиле положи туда кирпич, а то через дыру вороны влетают и вылетают) с должным финансированием и размахом! А уж если вспоминать об Убежище, промозглом, холодном и сыром, пусть даже камин и топился постоянно и настолько жарко, что в нем спокойно можно было бы расплавить кочергу лишь только поднеся к нему, то Скайхолд и вовсе казался самым уютным, теплым и приятным местом на земле или же, если быть до конца честной, то все же вторым по счету, после поместья семьи Жозефины в Антивы…
Её рука уже потянулась снова зажечь свечу (если быть более точным, то её огарок, который можно было бы и сменить на новую свечу, если бы не природная экономность и бережливость), но осознание того, что на сегодня письмо от леди Корпин последнее, а ей осталось всего лишь дочитать пост скриптум, остановило её от сего решения — за окном достаточно светло, а даже если бы так не было, то леди Монтилье не отказала бы себе в возможности доработать, даже если немного подслепив глаза. Да и будет ли там работа? Учитывая, что письмо было с благодарностью за плодотворное сотрудничество, приблизительными планами на следующие поставки и общий экскурс в отношение негоциантов к Инквизиции… пожалуй, что нет, разве только если не случилась какая-нибудь беда, о которой нельзя сказать напрямую, что в свою очередь укажет на то, что беда будет размером с катастрофу.
Она уже предвкушала будущее умиротворяющее время, проведенное в отдыхе, — ах, как хотелось бы посидеть в саду, насладиться тишиной и покоем хотя бы несколько минут, пока энергичная натура Рюшечки снова не возьмет свое и не придется искать себе новых дел — и была готова к нему, но приписка заставила внести некоторые коррективы в свои планы. С начала Жози даже не совсем и поняла смысл написанного — нахмурилась, прочитала снова, ещё более вдумчиво, а потом, спустя мгновенье, стояла перед дилеммой — улыбаться ей или же начать беспокоиться, среди тонны вежливых фраз, её глаза зацепили за две:
«Попросите леди Соловья быть более осмотрительной — мои посланцы сообщали, что по замку бродит какой-то наемный убийца. Я бы с радостью подсказала кто он, но они говорят, что не помнят.»
Решение, однако, было достаточно простым — всего и понемножку, а ещё лучше будет, если леди посол пойдет и прямо сейчас разберется с возникшим из ниоткуда «наемным убийцей». Возможно, что леди Инквизитор бы и разрешила это быстрее на основании уже сложившихся отношений с, кхм, корнем всех проблем, но тревожить лишний раз Эллану было бы… не совсем корректно и совсем по-свински, учитывая, сколько ей приходится делать и сколько она уже сделала, да и именно Жозефина Монтилье является дипломатом Инквизиции, а увиливать от своих обязанностей было далеко не в правилах и привычках антиванки.
На то, чтобы привести в идеальный порядок свое рабочее место, ушло несколько минут. На то, чтобы аккуратно поинтересоваться у кого-то из слуг, где находится странный юноша — ещё минуты три. Слегка расстроиться из-за того, что все же не узнала нужного, найти сил на то, чтобы продолжить, вспомнить, что помимо обычного местонахождения, везде и негде одновременно, его наиболее часто видели на чердаке «Приюта Вестницы» (пыльно, пауки, но вряд ли уже стоит так сильно брезговать) и пойти туда — около двадцати минут с учетом слов приветствия всех знакомых и легкого «зависания» — уж слишком красиво и трогательно пела Мариден.
— Доброго дня, Коул, — здоровается леди Монтилье, мысленно подбирая уже каждое последующее сказанное её слово, — Я бы хотела поговорить с вами об ваших, хм, действиях. Насколько я понимаю, именно вы «разговаривали» с послами леди Корпин?
Жозефина всей душой доверяла Лелиане и её шпионской сети, размеры которой она даже не решилась бы начать считать, и ещё более искренне верила в то, что ни один наемный убийца надолго бы не задержался ни в Скайхолде, ни на этом свете, но привыкла к тому, чтобы просчитывать все варианты, насколько бы они не казались неправдоподобными.

Отредактировано Josephine Montilyet (2016-12-05 18:39:47)

На сердце отлегло буквально через несколько мгновений, стоило лишь последним сомнениям рассеяться прочь, а над Скайхолдом перестала нависать огромная черная тень чьей-то злой интриги, инициатором которой мог быть в равной степени как и Корифей, так и один из недовольных политикой Инквизиции; конечно, проблема все равно осталась, но в куда меньших масштабах — проще уговорить миролюбивого Духа Сострадания не пугать важных людей, чем вести бой вслепую с надеждой на то, что в один момент невидимый враг совершит ошибку и его личность всплывет на свет, сколько бы стараний не прилагала леди Монтилье к налаживанию отношений с другими, но «плохие» люди останутся все равно, если уж на то пошло, то пусть их все же будет поменьше.
Вопрос Коула, пожалуй, застал Жозефину если не врасплох, то, по крайней мере, заставил несколько удивиться, о чем свидетельствовали широко распахнутые глаза, более, чем обычно, а потом задуматься — антиванка закусила губу, взгляд её хоть и был сосредоточен на собеседнике, но в сверкающих, в полутьме кажущихся серыми, глазах явно виделась работа мысли, быстрая и активная, как и сама леди Монтилье. О том, что в простых, казалось бы даже несколько наивных, но при этом светлых и чистых, без всякого двойного дна, вопросах иной раз содержится гораздо большее, чем в изысканных, несколько вычурных, изворотливых витиеватых, но при этом хитрых фразах, Рюшечка знала давно, ещё с поры своего избалованного детства, когда казалось, что мир сам поднесет тебе все на изысканном блюдечке с голубой каемочкой, а раз так, то простодушие вполне простительно; Жози до сих пор помнит, как смешно изумлялась её мама вопросам в стиле «Почему светит солнце?», а теперь, повзрослев, изрядно помудрев, сама такой стала. И также забавно не может подобрать ответ.
— Можно, — после некоторого раздумья отвечает Жозефина, хотя все ещё отчасти и сомневаясь в правильности вынесенного вердикта, хотя то самое «правильно» является весьма растяжимым и личным понятием, но, если подумать, то она руководствовалась даже не правильностью, а справедливостью. Сэре бы, к примеру, леди Монтилье отказала бы (вежливо, но настойчиво, как умеют только жители Антивы) и ни капли не раздумывала — чем дальше от «знатюков» Рыжая Дженни, тем спокойнее спать и ей, и этим самым «знатюкам», какими бы противными они не были иной раз, но Сэре никогда не требовалось чье-либо разрешение, она действовала по своему какому-то особенному моральному кодексу. И поэтому, пожалуй, в некоторой степени все же было бы несправедливо запретить разговаривать Коулу с послами, учитывая что от его проблем едва ли больше, чем от Сэры.
— Но лучше все же, если перед этим вы посоветуетесь со мной или… — в голову к Жозефине только что пришла одна из, пожалуй, лучших идей за последнее время, которая если не поможет Инквизиции в полном смысле этого слова, то, по крайней мере, немножечко облегчит положение на дипломатическом поприще, — я постараюсь в ближайшее время написать краткие правила по общению с гостями Скайхолда и попрошу вас ознакомиться и хотя бы попытаться исполнять их.
В скором времени Жозефине все равно должны предоставить отчет по соглашениям с антиванскими торговыми принцами, а значит придется провести одну бессонную ночь как минимум, следовательно черкнуть на листе основные правила этикета простым и понятным языком, а потом повесить в «Приюте Вестницы, на которую придется потратить лишнее время — мелочь. А люди из Инквизиции все равно прочитают, может даже что-нибудь и запомнят, по крайней мере оптимистичная Жозефина действительно верила в это, главное — подобрать нужное место и закрепить так, чтобы никто не сорвал.
Однако, видимо, для Призрака Белого Шпиля придется создать отдельную памятку, в которой придется разъяснять каждую деталь основных дипломатических тонкостей. «Парень» — так называет Варрик его, наверное, за внешность, но лично Жозефина бы назвала Коула скорее уж «мальчиком». Только чересчур тихим и незаметным, умеющим стирать память у людей, а в другом практически полностью напоминающей ей своих младших в те времена, когда трава была зеленее, солнце каждый день свершало омовение в море, словно какой-то загадочный, никому не ведомый ритуал, а сама леди Монтилье ещё не была леди, хотя и была на пути к этому. Возможно, если бы он действительно был мальчиком, то Жози со спокойной душой обращалась к нему на «ты», но… К духам, пожалуй, все же надо обращаться на «Вы», пусть и объясняя все тем же мягким, несколько снисходительным и добрым тоном, как и к обычным детям:
— Они приезжают поговорить, но говорят о насущных проблемах и их решениях, иногда — преследуют свою выгоду, что является очередным ходом в Игре… — Жозефина слегка хмурится, когда вспоминает об этом. Несмотря на то, что Игру она если не любила, то, по крайней мере, находила её забавляющей, в последнее время ставки поднимались очень быстро, ещё немного и смогут стать выше гор, окружающих Скайхолд.

Отредактировано Josephine Montilyet (2016-12-19 15:37:04)

В своей жизни, полной ярких и красочных событий, похожих праздники, богато отмечающиеся в Вал Руайо, Жозефине доводилось общаться с самыми разными людьми: теми, чье денежные запасы способны выкупить как минимум несколько баннорнов и при этом золота все равно хватит на то, чтобы жить припеваючи не только самому, но и своим наследникам на поколения вперед, теми, кто ютился в жалких маленьких лачугах, растягивая один кусок хлеба на недели, теми, чья родословная берет свое начало задолго до Каленхада… У каждого человека была своя особая история и, несомненно, практически каждый имел свои маленькие особенности, благодаря чему беседы варьировались от вполне безобидных, но странных до откровенно чудаковатых, но все же разговор с духом нельзя было отнести ни в одну из категорий того, что зовется «странно», потому что это выходило за всевозможные рамки. Слово цеплялось за слово, словно звенья цепи, но при этом как будто бы и вовсе не имело некой собранности, цельности, постоянно разветвляясь на какие-то другие, но при этом все такие же темы, образовывая завитки из подтем и в итоге вместо того, чтобы получить цельную картину, предстает лишь нечто расплывчатое и туманное, а потом и вовсе испаряется куда-то… в никуда. Но при этом глупо отрицать, что это не было информативным — они было просто иными, напоминающие китч, но на самом деле таковыми не являющиеся, в таких случая обычно говорят настолько же туманное «повзрослеешь — поймешь». И… если диалоги с Коулом представлялись настолько необычными, то, признаться, у Жозефины начал появляться интерес: а на что похоже было бы общение с другими духами? И можно ли чисто формально считать Тень другой страной, такой же как Андерфелс или Ферелден, просто со своими особенностями (опуская тот факт, что это мир снов, естественно)? Едва ли правда там можно найти централизованную власть или же хоть какую-либо власть, чтобы, к примеру, вести дела (если не по торговле, то хоть по тому же обмену опыту), переговоры (дипломат от какой-либо страны в Тени — звучит довольно… забавно, но странно, однако почему бы и нет?).
Но леди Монтилье долго не останавливалась на подобных размышлениях, её дела — дела мирские, земные, ей нужно, чтобы Инквизиция сияла и блистала, словно бриллиант, в лучах славы и уважения, чтобы тени злокозненных интриганов не смогли погасить или хоть немного уменьшить переливов света на такой великой драгоценности. И если бы это было легко, как играть в одну из тех игр, о которых говорил Коул, то в молниеносной победе Инквизиции не было бы даже сомнений. Перед началом бала в Халамширале Жозефина говорила о том, что Игра действительно похожа на «алмазный ромб», пусть и ставкой является жизнь, но, видимо, сказались нервы и чувство такта — леди Монтилье сильно приуменьшила. Игра — нечто настолько огромное абстрактное и всесильное, как, к примеру, шпионская сеть Сестры Соловей. Описать все мелкие детали, оттенки и особенности, не говоря уже о самой Игре как Игре — если не невозможно, то, по крайней мере очень трудно.
Но Жозефина Монтилье никогда не боялась трудностей и получала удовольствия превозмогая и побеждая, посему, непроизвольно взмахнув рукой, опять-таки принялась подбирать слова, видит Создатель, что это становилось тяжеловато, при всем её красноречии, которым так она гордилась. Леди Монтилье делает глубоких вдох, а потом начинает говорить вдумчиво и плавно, настолько, чтобы это было достаточно неторопливо, но при этом речь не выглядела отрывистой и заторможенной, скорее уж певучей и несколько чинной:
— Мы играем во все и по чуть-чуть, пожалуй, но за основу берем прятки. Каждый прячет то, что ему дорого или нужно, а противоположная сторона пытается отобрать. Любыми способами, лишь бы только незаметно, — и все равно Жозефина что-то упускает, что-то ускользает, причем самое важное то, без чего Игра не была бы Игрой. Но, наверное, из самых безобидных и наиболее точных понятий Игры, которые можно было придумать, это было именно таковым. А мелкие недочеты, это самое чувство упущения чего-то… Возможно, что «обычным» людям знание это и не так уж и нужно. Душу Игры все равно можно постигнуть исключительно лишь тогда, когда сам станешь одним из игроков но…
— Вам лучше в такую игру не играть, достаточно соблюдать этикет, — детей и тех, кто весьма на них похож — по образу мышления или же по внешности, лучше в Игру действительно не впускать. Уж слишком велик риск сломаться или самому сломать нечто, что было испокон веков, хотя бы потому что это дети. Но очень часто обстоятельства играют против, особенно, когда мир стоит на грани уничтожения… И все же даже в такие моменты люди предпочитают продолжать жить «по-старому», делать все тоже, что и раньше. Поддержание порядка в Скайхолде иль в Инквизиции, как в более глобальном смысле — обязанность Жозефины, посему она задала очередной вопрос, навеянный недавними жалобами управляющего:
— Но служанки, насколько мне известно, ни во что не играют. Чем же они заслужили ваше пристальное внимание?

Жозефина вгляделась в лицо Коула с весьма заметным беспокойством: в тёмных глазах вспыхнула тревога, на лбу появилась едва заметная морщинка, а приподнятые обычно уголки губ сейчас были опущены.
Меньше всего на свете ей нравилось и хотелось доставлять людям неприятности и расстраивать их. И Коула, несмотря на его неземное происхождение, Жозефина тоже относила к людям, а соответственно все её нежелания переносились и на его. И, честно говоря, его понурый вид не только беспокоил и оставлял на собственой душе неприятный осадок - уж слишком она привыкла к тому, что при разговора с ней либо надевают маски, из-за которых эмоций можно и не различить, или же испытывают достаточно позитивные чувства, Жозефина была удивлена - она старалась подбирать слова как можно мягче и аккуратнее, но при этом пытаясь объяснить и рассказать обо всем достаточно понятно, но все же совершила где-то просчет. Леди Монтилье знала: нельзя всем угодить, это невозможно, но не могла понять, что же пошло не так сейчас.
Но к счастью, она жила в большой семье, где свершались мини-катастрофы каждый день. И кому, как не старшей сестре приходилось утешать, находить пути к примирению для маленьких детишек?
- Ничего, Коул, - дети любят, когда к ним обращаются по имени, тогда они видят, что с ними обращаются как с равными, - вы просто не знали. Теперь дела пойдут на лад.
Как и все дети, настрой Коула переменился, как изменяется направление ветра - быстро, практически незаметно, но при этом разительно. Мгновение - вот дух смотрит на неё понимающе и благодарно, хоть леди Монтилье и не может понять за что. Но при этом она все равно пытается честно если не понять, то хотя бы приблизиться к пониманию. Она слушает внимательно, думает, хмурится, делает себе пометки в мыслях. Но все же не может до конца раскрывать смысл слов, сказанных Коулом.
- Но ведь их работу замечают. Их работу ценят и оплачивают, причем оплачивают достойно, - расходами занимается управляющий, не Жозефина, хоть её желание к великому и тотальному контролю всего, что происходит в Скайхолде было велико. Подводит тело - нуждается в горячей (хоть чаще и холодной) еде, питье и хотя бы нескольких часах сна. Приходиться доверять хозяйство управляющему, но все же, помимо основных отчетов в конце каждого месяца, украдкой приглядываться - вдруг что-то утаивается, что её зоркий глаз не в силах распознать? Но все же деньги - вещь, за которую Монтилье отвечает целиком и полностью. Её дальние предки были торговцами, у неё в крови считать и рассчитывать как и чужие, так и свои деньги.
В казну Инквизиции должны постоянно поступать деньги, чтобы даже при множественных расходах (таких как оплата услуг, еда и прочее) все равно они оставались в плюсе. Делать это, при этом воздавая каждому по чести и совести - тяжко, но все же возможно.
В теории, её дело уже было окончено. Оставалось только поблагодарить за то, что он внял голосу разума, а по совместительству и голосу Жозефины. Но в голове словно что-то щелкнуло - вспомнилось кое-что, что возможно в будущем действительно понадобиться.
Только вот... Паук. На стене. Жозефина знала, на что шла, но все же надеялась на то, что не увидит это творение Создателя. Не то, чтобы она их боялась, но, по крайней мере, не любила. И поэтому приняла решение сменить место для разговора.
- Знаете, тут слишком пыльно и душно. Может продолжим разговор на стене? - это тоже правда, пусть и не является первостепенной причиной на самом деле.